Повелитель света

Приступ нового безудержного смеха сотряс тощее тело колдуна. Увидев это, Чезаре вспылил и заявил, что всего этого, мол, хватит для того, чтобы повесить и сжечь всех до единого евреев Феррары, и пригрозил донести на Тюбаля властям.

Старый еврей, однако, продолжал хихикать с надменным видом.

– Впрочем, – добавил он, – любого, кто попытается нанести мне визит, поразит молния, прежде чем он обнаружит скрытую среди бочек потайную пружину. Да и не боюсь я инквизиции – с моей-то протекцией! Вы, кажется, хотели узнать, кто оплатит устранение герцогини? Так вот, это…

Судя по всему, за евреем стояла некая крайне влиятельная персона. Чезаре даже показалось, что он прочел ее имя по губам старика.

– Замолчи! – взмолился он.

– Вы не ошиблись, мессир. Он хотел бы получить возможность заключить третий брак… Но у вас какой-то отсутствующий вид. О чем вы думаете? Что за мысли скрываются за этим вашим взглядом?

Чезаре, не говоря ни слова, продолжал буравить его страшным взором. Момент был сопряжен с риском; просчитать шансы не представлялось возможным. Съежившийся воск, капля за каплей, падал с фигурки в огонь. Чезаре шагнул вперед. Еврей живо опрокинул фонарь и задул нагреватель.

Их накрыл подземный мрак.

– Должен вас предупредить, что дверь заперта, – произнес суховатый голос, – и лишь я один в силах ее открыть.

– Так открывай давай, – ответил покорный голос. – С чего ты взял, что я хочу с тобой что-то сделать?.. Открывай.

– Прежде поговорим.

– Не здесь. Наверху. На свободе.

– Будь по-вашему.

Они поднялись наверх.

Чезаре в задумчивости прошел к окну. Ночь уже вступила в свои права. В комнате с трудом можно было различить очертания мебели. Снаружи змеилась улица, пустынная и мрачная.

– Так мы договорились? – спросил еврей.

В конце улицы из сумрака появился человек и направился к площади. Чезаре не отрывал от него взгляда. Он прошел мимо, скрытый до самых глаз элегантно драпированным плащом; на его берете, как это было модно в то время, сверкала золотая медаль.

Один из гостей Баччо, подумал скульптор.

– Ну так как? – настаивал Тюбаль.

– Я хочу славы, – небрежно обронил Чезаре.

Еврей откашлялся, чтобы скрыть возглас нетерпения:

– Я вас не понимаю! Не понимаю этой вашей ненасытной потребности в славе! В конечном счете – что такое слава? Набитое соломой чучело! Кем сейчас являются Пракситель, Фидий, Лисипп? Мумиями! И ничем бо́льшим!..

Весело прошествовали мимо несколько прохожих. Чезаре удалось различить пышные перья, сияющие медали…

– Я хочу славы! Ради нее я согласен умереть в зловонии кощунства. Если нужно отказаться от Бога, потерять надежду на спасение – я готов! Хочешь мою душу? Я отдам ее тебе.

– Вы принимаете меня за кого-то другого, – горько промолвил Тюбаль.

Чезаре продолжал с нарастающим возбуждением:

– Я хочу ее, живым и уже превратившимся в прах! Быть такого не может, чтобы у тебя не нашлось способов мне ее дать, у тебя, который с такой легкостью раздает смерти!.. Решайся! Время поджимает. Ты только взгляни на этих фатоватых красавцев, что идут к Баччо! Завтра весь город увидит его «Андромеду». Будет уже поздно!.. Тюбаль, я сделаю тебе столько восковых фигурок, сколько ты пожелаешь, но одари меня славой! В противном случае я предпочту умереть – подумал вот и решил!

Тюбаль содрогнулся:

– Я не настолько влиятелен, мессир Бордоне… Что, по-вашему, я могу сделать? Кроме колдовства и наведения порчи, я ничего не умею.

– Этого должно хватить! С подобным оружием можно устранить любые препятствия… Вот только как поступить?

На мостовой раздались шаги еще одного спешащего человека. Чуть отклонившись от прежнего курса, он быстро прошел мимо по самой середине улицы – подальше от подозрительного портика, благоприятствующего ночной засаде.

– Если вы не желаете видеть монну Кьярину, вам лучше покинуть ваш пост, мессир. Она вот-вот должна появиться.

Чезаре тотчас же отошел от окна. Он повторял:

– Вот только как поступить? Ха! Располагать сверхъестественной силой – и тупо стоять здесь, ничего не делая… Как же поступить?

И он засы́пал еврея сотней вопросов относительно сглаза и порчи. Тюбаль отвечал на них сухо и вяло, позволяя честолюбивому Бордоне изнурять себя тщетными поисками.

– Найди же! Найди же хоть что-нибудь! – восклицал время от времени скульптор. – Уверен: ты отнюдь не до конца знаешь возможности своей магии. Ха! Да я сам найду, пусть я и не колдун! Черт подери! Обязательно найду!

Грубиян и забияка, он колотил кулаками один о другой, словно двумя таранами. Вдруг он посмотрел как-то странно на свои руки и неожиданно рассмеялся.

– Что с вами? – обеспокоенно спросил еврей.

– Что со мной, милейший? Ха-ха! А то, что если моя правая рука начинает болеть от ударов руки левой, то левая начинает болеть от ударов правой!.. То, дражайший Тюбаль, что мы не протираем только левый глаз, чтобы лучше видеть правым, но протираем также и правый, чтобы лучше видеть левым!.. То…

«Да он сошел с ума!» – подумал еврей.

На улице возникло оживление: с десяток дворян шествовали позади несшего фонарь слуги; все – в черном, с плюмажами на головных уборах и масками на лицах.