Повесть о любви и тьме

Мы тоже обрадовались, что вы одержали победу на Евровидении. И что за песня! Здешние верующие очень обрадовались, что люди из Израиля пели: “Аллилуйя!” Нет более подходящей песни… Я посмотрела фильм о Холокосте, вызвавший слезы и угрызения совести со стороны стран, которые без конца преследовали евреев. Христианским народам следует очень попросить прощения у евреев. Папа твой сказал однажды, что он не в состоянии понять, почему Господь согласился на все эти ужасы. Я всегда ему отвечала, что тайна Господа нашего, она на небесах. Иисус страдает с еврейским народом. Верующим следует также принять на себя часть страданий Иисуса. Искупление Мессии на кресте покроет все грехи мира, всего рода человеческого. Но умом этого никогда не понять… Были нацисты, которых потом одолели муки совести, раскаявшиеся перед смертью. Но убитые ими евреи не вернулись к жизни от их раскаяния. Все мы каждодневно нуждаемся в искуплении, в милосердии. Иисус сказал: “Не бойтесь тех, кто убивает тело, ибо не в их возможностях убить душу”. Это письмо тебе посылаю я, а также тетя Эйли. Я изрядно повредила спину шесть недель тому назад, когда упала в автобусе, а тетя Эйли не очень хорошо видит.

С любовью,

Рауха Моисио

Однажды во время моего пребывания в Хельсинки (тогда одну из моих книг издали на финском) в моем гостиничном кафетерии вдруг возникли они – обе. Закутанные в шали, они походили на двух старых крестьянок. Тетя Рауха опиралась на палку. Она нежно вела за руку тетю Эйли, которая почти ослепла, поддерживая, бережно усадила ее за столик. Обе настояли на том, чтобы расцеловать меня, благословив при этом. Лишь с большим трудом позволено мне было заказать для них по чашке чаю, “но без всяких там деликатесов, пожалуйста!”.

Тетя Эйли улыбалась мало, да и не улыбка это была, а легкое подрагивание в уголках губ. Она начала что-то говорить, раздумала, положила сжатую в кулачок правую руку в левую ладонь, словно спеленав ее, как младенца, несколько раз покачала головой, как это делают плакальщицы, и, наконец, произнесла:

– Благословен Господь на небесах, что удостоились мы увидеть тебя здесь, на земле нашей. Но я совершенно не понимаю, почему не удостоились жизни твои дорогие родители? Но кто я, чтобы понимать? Все ответы у Господа. У нас есть только удивление. Прошу тебя, ты ведь разрешишь мне ощупать твое дорогое лицо? Глаза мои угасли.

Тетя Рауха сказала о моем отце:

– Благословенна память о нем. Он был редким человеком! Благородная дух (именно так она и сказала) была у него. Дух человечности!

А о маме она сказала:

– Страдающая душа, да покоится она с миром. Великая страдалица была, потому что умела видеть в сердцах людей, и нелегко было вынести ей увиденное. Пророк Иеремия изрек: “Сердце лукавее всего, и неисцелимо оно, кто познает его?”

* * *

В Хельсинки шел легкий дождь вперемешку с хлопьями снежинок. Дневной свет был тускл и мутен, и снежинки, которые таяли, не долетев до земли, казались не белыми, а серыми. Две старые женщины были одеты в темные, почти одинаковые платья, в коричневые толстые носки – две ученицы скромного пансиона. Я расцеловался с ними, от них пахло простым мылом, черным хлебом и сном. Мимо деловито просеменил коротышка из обслуживающего персонала, из нагрудного кармана рубашки торчала целая батарея авторучек и карандашей.