Повесть о любви и тьме

Из кошелки, стоявшей подле стула, тетя Рауха достала небольшой пакет из коричневой бумаги. И вдруг я узнал эту кошелку: это ведь та же самая, из мешковины землистого цвета, времен осады Иерусалима. За тридцать лет до моего приезда в Хельсинки тетя Эйли и тетя Рауха доставали из этой кошелки и раздавали нам брусочки мыла, шерстяные носки, сухари, спички, свечи, головки редьки, а то и самое ценное – баночку с молочным порошком. Я развернул пакет, и вот, кроме Священного Писания, изданного в Иерусалиме (страница на иврите и рядом страница на финском), кроме крошечной музыкальной шкатулки из лакированного дерева, с медной крышкой, нашел я букетик засушенных полевых цветов. Странные финские цветы, прекрасные и в смерти своей, цветы, названия которых я не знал и которых не встречал до того утра.

– Очень, очень любили мы, – сказала тетя Эйли, и ее невидящие глаза искали мои глаза, – очень, очень любили мы твоих дорогих родителей. Нелегка была их жизнь на земле, не всегда были они милосердны друг к другу. Порою темная тень витала над ними. Но теперь, когда, приобщившись к вечной тайне, они вернулись наконец-то под крыла Господа, теперь твои родители наверняка обрели милосердие и истину. Теперь они словно два чистых ребенка, не ведающие греховных мыслей, и между ними во все дни лишь свет, любовь и сострадание. Как сказано в Песни Песней, левая рука у нее под головой, а правая обнимает его. И давно уже исчезла над ними всякая тень.

Я хотел подарить двум тетушкам два экземпляра моей книги, переведенной на их язык. Но тетя Рауха отказалась.

– На иврите, – попросила она, – книгу об Иерусалиме, написанную в Иерусалиме, да ведь мы должны – пожалуйста! – прочесть ее на иврите, и ни на каком другом языке! А кроме того, – добавила она с извиняющейся улыбкой, – говоря по правде, тетя Эйли не может больше ничего читать, ибо отнял у нее Господь остатки зрения. Только я все еще читаю ей вслух, утром и вечером, из Библии, из Евангелия, из нашего молитвенника, из книги о житии святых, хотя и мои глаза все тускнеют и тускнеют, и вскоре обе мы полностью ослепнем. А когда я не читаю ей и тетя Эйли не слушает меня, тогда сидим мы вдвоем против окна и наблюдаем через стекло деревья, птиц, снег и ветер, утром и вечером, при свете дня и свете ночи. И обе мы с великим смирением благодарим нашего доброго и милосердного Господа за все Его милости и все Его чудеса, “да сотворится по воле Его на небесах и на земле”. Ведь и ты, наверно, видишь иногда, лишь в минуты отдохновения, какое великое чудо являют собой и небесный свод, и земля, и деревья, и камни, и поле, и лес – все без исключения. Все без исключения источает свет и сияние, все без исключения тысячекратно свидетельствует о великой славе и милосердии.

48

Зимою, на стыке 1948-го и 1949-го, закончилась эта война. Израиль и соседние государства подписали соглашение о прекращении огня. Первым документ подписал Египет, за ним – королевство Трансиордания, последними – Сирия и Ливан. Что касается Ирака, то он ничего не подписал, но вывел из зоны боевых действий свой экспедиционный корпус, состоявший из одной бронетанковой и двух пехотных бригад. Несмотря на соглашение, арабские страны продолжали заявлять, что они готовы однажды выступить во “втором раунде” и покончить с государством, которое они отказываются принять, что само его существование – это, по сути, непрекращающаяся агрессия. В арабском языке появилось выражение “ал даула ал мазума” – “мнимое государство”.