Повесть о любви Херея и Каллирои

Для античного романа типичны сюжеты, в которых действуют лица разнообразных характеров и где повествование движется изображением контрастных чувств, переживаемых выступающими в нем персонажами. Течение рассказа отличается в них постоянной сменой внезапных событий, то горестных, то приносящих радость, завершение же рассказа неизменно имеет благополучный исход. Такие сюжеты бесспорно были известны еще в эпоху Цезаря, чему ясным свидетельством служит текст трактата Цицерона «de inventione» (1, 27) и близкое этому тексту место в одном из древнейших руководств по теории речи, так называемой «Реторике к Гереннию» (1, 13),[231] описывающей среди прочих и этот вид повествования. Хорошо знакомую нам по позднейшим античным романам сюжетную схему встречаем мы даже у Плавта:[232] мы вправе на этом основании предполагать, что сюжеты такого рода известны были и ранее, во II и III вв. до н. э., хотя ни греческих, ни латинских романов до нас от того времени не дошло.

2

Сюжет сам по себе еще не определяет жанра, но буржуазная филология XIX в. если не исключительное, то во всяком случае преимущественное свое внимание направляла именно на сюжет, надеясь через тщательное его изучение вскрыть генетику самого жанра. Наряду с сюжетом романа усердно изучались и его поэтика, а также и его речевая форма, главным образом со стороны стиля, особенно реторические места текста. К оценке античного романа по существу, к попытке выяснения тех социальных факторов, т. е. тех реальных общественных сил, какие вызвали новый литературный жанр к жизни, буржуазная филология XIX в. еще не подходит. Подобного рода совершенно одностороннее внимание к одной только внешней форме, естественно, влекло за собой неизбежную ограниченность выводов, а во многих случаях и прямую ошибочность их.

Но если формальный анализ и оказывался бессильным вскрыть истоки греческого романа, то все же старательное изучение его сюжетной и чисто речевой формы позволило исследователям констатировать в составе романа ряд формальных моментов, несомненно для него типичных, история происхождения которых продолжает, однако, и посейчас оставаться загадочной. Подмечены были разнообразные варианты единой для жанра античного романа, как бы обязательной для него повествовательной топики. Так, почти в каждом романе настойчиво повторяются разбойничьи эпизоды: главные действующие лица попадают к разбойникам в плен, откуда затем они, в конце концов, благополучно освобождаются. Далее, почти во всех античных романах имеется эпизод плаванья героев по морю. Типичным оказывается и мотив ложных слухов о мнимой смерти героини или героя и тесно связанный с этим мотивом другой могильный мотив, в том или ином виде постоянно возвращающийся в романе: героя или героиню по ошибке заживо погребают в могиле или сооружают мнимо погребенному кенотаф и т. д. Условная топика сказывается и в мелочах, таких, например, как опять-таки настойчиво повторяющийся в романах мотив пещеры, в которой скрыты оба героя или один из них. Но та же устойчивая топика распространяется иногда и на главные линии композиции целиком всей фабулы, зачастую строящейся, например, на мотиве несправедливых преследований, которым подвергаются герои романа со стороны того или иного божества, неосторожно ими прогневанного, или со стороны завистливой и ревнивой Судьбы. Подобного рода формальная топика скорее может в иных случаях представлять интерес не столько для истории самого античного романа как жанра, сколько для истории всемирной литературы вообще. Так, к пещерному мотиву древнегреческого романа, возможно, в какой-то мере восходит и тот эпизод «Энеиды» Вергилия (IV, 165 сл.), где на охоте под грохот африканской грозы ищут укрытия в пещере влюбленные друг в друга Эней и Дидона.

Но ни систематическая регистрация трафарета повествовательных мотивов в сюжете романа, ни формальный анализ их вовсе не освещали, да и не могли, разумеется, осветить внутреннего содержания романа, его идеологии, его ближайших художественных задач. Ничего решающего не вносило формальное изучение и в вопрос о генетике самого жанра: возможным оказывалось исторически проследить не начало романа, а начало лишь того или иного мотива.

Вокруг древнегреческого романа за последнюю четверть XIX и первую четверть XX в. выросла большая филологическая литература. Наиболее важным трудом, давшим сильный толчок к новому, серьезному изучению этого особого жанра античной художественной литературы, явилась работа одного из виднейших немецких филологов XIX в., Эрвина Роде, «Греческий роман и его предшественники» (Е. Rohde. Der griechische Roman und seine Vorläufer), вышедшая первым изданием в Лейпциге в 1876 г.