Повесть о любви Херея и Каллирои

Как и другие греческие романисты, Харитон высоко ставит в человеке образование, культуру духа, хорошее воспитание, благие результаты которого он и показывает читателю. Нигде, однако же, мы не найдем у него того щегольства ученостью, которое выражается столь часто у писателей в замысловатых намеках на мысли и образы, созданные прошлой, классической или им современной литературой, разгадать которые оказывается доступным лишь литературно вышколенному уму, вкупе с автором, презрительно отгораживающимся от темной, необразованной массы остального народа. Здесь же, напротив, автор любуется вместе с рядовым своим читателем образцами высокой духовной силы, источником которой, помимо природных качеств, служит и всестороннее образование. По внутренней своей направленности такой писатель социально, разумеется, глубоко отличен, к примеру, от Петрония, Лонга или от автора «Золотого осла», и адресуется этот автор совсем к иному кругу читателей, чем читатели только что упомянутых романов. Его читатель — это маленький человек, которому тем интереснее читать о недоступной для него самого счастливой богатой жизни немногих выдающихся единиц, занимающих в обществе господствующее положение и свободно распоряжающихся чужими жизнями. Отсюда проистекает склонность автора к изображению роскоши. Если тот привилегированный круг, к которому принадлежали культурные верхи античного общества, образуемые людьми вроде Плиния, Тацита, Цицерона, считают хорошим тоном, расхваливая, например, достоинства виллы, говорить не об ее богатствах, а о тех удобствах, какими она обставлена, или отмечать художественность той или иной детали ее убранства, то Харитон и другие близкие ему писатели подолгу задерживаются на импонирующих воображению обездоленного человека чертах всяческого рода роскоши в устройстве комнат, пиршественных столов, мебели и ювелирных изделий.

Эта литература обращена не к богачам, не к аристократам, не к господам жизни, а к средним и низшим слоям, в том числе, по всей вероятности, и к рабам, душевным переживаниям которых в рассматриваемом нами типе античного романа отводится немало места.

Рабы и рабыни, преимущественно, конечно, домашние, играют в нем значительную роль, то положительную, то отрицательную, то нейтральную. Мир рабов близко знаком Харитону: он хорошо понимает подневольное положение раба, и классовая психология раба им превосходно прочувствована, без какого бы то ни было оттенка презрения к ней. Правдиво созданный им образ Плангоны горит перед читателем красками подлинной жизни и так психологичен, что мы верим невольно в его реальность. Не менее типична и фигура Леоны, управляющего в доме Дионисия и его доверенного слуги. Картина простого, но сытного, исполненного тишины и довольства, очередного обеда, предлагаемого Леоной разбойнику Ферону, которого Леона ошибочно принимает за странствующего купца, разъезжающего со своими товарами, их взаимный обмен любезностями, тематика их мирной беседы и мелкие, автором этой сцены очень умело подчеркнутые психологические детали, характеризующие внутренний облик взаимно чрезвычайно контрастных фигур Ферона и Леоны, — все это полно опять-таки абсолютно жизненной, ничем не прикрашенной правды. Отношение романиста к объектам даваемого им художественного изображения весьма показательно: в трактовке фигур рабынь и рабов писатель совершенно далек от гротеска, столь обычного, например, при изображении рабов и рабынь у Менандра и у других поэтов новой комедии.

В рабе, как и в свободном, Харитон усматривает прежде всего человека. Разница между тем и другим — для него разница лишь социальная: один пользуется свободой, а другой ее не имеет. Но они оба люди, причем раб нередко оказывается у него поступающим справедливее, лучше, чем социально стоящий над ним свободный. Иначе говоря, социальные грани, отделяющие раба от свободного, в моральном плане стираются. Особенно ясным становится это в тех случаях, когда герой романа, бывший в начале повествования человеком свободным, затем попадает в рабство: Каллироя и в рабстве продолжает оставаться все тем же добрым, тем же прекрасным, высокого благородства человеком, каким она была и до того, как лишилась свободы. Подобно этому и проданный в рабство Херей. работающий в кандалах и подвергающийся унижающим его человеческое достоинство побоям, нисколько от того не утрачивает своей нравственной красоты. На фоне таких настроений становится тем понятнее возвращающаяся не раз на протяжении романа мысль о том, каким страшным горем, каким невыразимо ужасным несчастьем является для свободного человека утрата свободы.

4