– Хочу побеседовать с отшельником сим. Можно ли? – спросила Предслава.
– Отчего ж? Токмо не ведаю, пустит ли. Я вначале сам с им побаю.
Отец Прокопий пошёл вперёд и приблизился к яме. О чём-то переговорив с её обитателем, он обернулся и сделал княгине знак подойти.
Вскоре Предслава оказалась в мрачном подземелье. Было сыро, промозгло, откуда-то сверху сыпалась земля. Лица отшельника она не видела, только заметила в самом тёмном углу коленопреклонённую фигуру в иноческом одеянии. Зажглась тонкая свеча.
– Рад, что посетила меня, светлая княгиня.
Голос показался знакомым.
– Боярин Фёдор Ивещей! – не выдержав, воскликнула Предслава.
– Был боярин, а нынче – инок Иона. Постами, молитвами слёзными да умерщвлением плоти искупить хощу грехи свои тяжкие. Свет белый более не мил мне. Всё, чего вкусить жаждал по корысти и жадности своей, к чему гордыня меня влекла – всё то пусто было! Сижу здесь, во мраке и холоде, и – счастлив! Да, счастлив, ибо к Господу ближе стал, ибо ко спасению путь открылся мне. О плоти, о грешном не имею отныне мыслей. Об одном токмо – о Боге помышляю, госпожа! Ждал тебя, надеялся: не пройдёшь мимо, заглянешь сюда, дашь слезу пролить, покаяться во гресех страшных!
Предслава невольно отодвинулась подальше от инока. Никак не ждала она узреть Ивещея в таком виде и в таком месте. А бывший боярин тем часом продолжал:
– То ить я, окаянный, Володаря тогда из поруба вытащил. Помнишь, после набега печенежьего?
Предслава молча кивнула.
– Отпустил, дружился с им, а после и его предавал, и князю Ярославу такожде изменил. Бегал от одной власти к другой, всё о земном, о плотском помышлял, о власти, о богатстве. Когда же прогнала ты меня, пса приблудного, в шею, понял, уразумел: не так жил, не тем! Духовною пищею бо не обременял себя. Спасибо тебе, матушка! Открыла очи! Топерича счастлив я, ничтожный червь, раб Божий Иона! Благослови тебя и сына твово Господь! Об одном молю: прости меня, Бога ради! Виновен пред тобою!
Он, шатаясь, подошёл к Предславе, рухнул на колени, распростёрся у её ног. Дрожал всем телом, рыдал, глухо всхлипывая.
– Господа моли о прощении! – холодно изрекла княгиня. – Я же прощаю тебя! Не держу зла! Да и не предо мною – пред иными людьми виновен ты, пред теми, кого обманывал, на кого наушничал, кого отодвигал от власти земной! Рада, что каешься искренне. Каждому бы так – силы духовные обрести, не испугаться хлада и мрака. Презирала тебя, боярин, что греха таить. А теперь вот – уважаю! И молить буду Всевышнего о душе твоей, в раскаянии пребывающей! Прощай же!
– Прощай, светлая княгиня! И на прощанье скажу тебе: Володаря бойся! Волчина он лютый, и в Бога он не верует! Помни о нём.
Ивещей отполз обратно в угол пещерки. Погасла тоненькая свечка. Во тьму непроглядную погрузилось иноческое жилище. Предслава поспешила подняться по дощатой лестнице наверх. Яркое солнце вышибло у неё из глаза слезу.
«Володаря бойся!» – стучало у неё в голове.
…Сгорбленная женщина с клюкой в руке стояла у врат монастыря. Смотрела вдаль, на вершину горы, на которой из зарослей пихты выглядывала свинцовая глава церкви Рождества Богородицы. Слезинка покатилась по перерезанной глубокими, изуродовавшими лицо шрамами щеке, утонула в складках чёрного плата, женщина недовольно утёрлась и, удобно усевшись на деревянную скамью, стала, отщипывая кусочки хлебной лепёшки, кормить голубей.
Звук шагов и голоса отвлекли убогую от этого занятия, снова подняла она взор подслеповатых, неожиданно полыхнувших яркой голубизной глаз и замерла, застыла в растерянности, не зная, стоит ли ей прекращать кормить божьих тварей.
Предслава сразу обратила на неё своё внимание и достала из кошеля на поясе пару грошей.
– Да пошлёт тебе Бог здоровья, светлая княгиня, – сказала нищенка.
Голос был у неё на удивление молодой. Предслава вздрогнула и остановилась. Хорошо знакомыми были и голос, и голубые глаза женщины.
– И тебе, странница, дай Бог удачи, – произнесла княгиня и вдруг узнала, вспомнила, вскрикнула даже от внезапного волнения и ужаса. – Майя?! Ты?!
– Узнала. – По устам нищенки проскользнула мимолётная улыбка. – Значит, помнишь лета прежние.
– Что ж ты, как ты тут? – Предслава, несмотря на протесты Майи, едва ли не силой ухватила её за локоть и повела на гостиный двор.
– Знакомица давняя, с киевских времён ещё, – пояснила она игумену и недоумевающим холопкам. – Давно не видались.
Они уединились в светлице, почти такой же, какая была у Предславы в Киеве. Княгиня стала расспрашивать, со скорбью взирая на то, как сильно искалечена подруга её детских лет.
– Рада, конечно, зреть тя, Майя. Но вижу, тяжко пришлось тебе, лиха, видать, хлебнула ты полной мерою. Сказывай же: что с тобою приключилось?