До того, как Предслава встретилась с отцом Бонифертием, епископом из венгерского города Печ, латинских прелатов и аббатов она откровенно недолюбливала. Но этот, чуть ли не пешком и босой пришедший в Прагу крестить её сына, вызвал у молодой богемской княгини невольное любопытство. Она позвала отца Бонифертия к себе в горницы и долго и обстоятельно с ним беседовала.
– Не ведаю, княгиня, какой злой враг пробежал меж нами, как сумел дьявол разделить нас! – говорил, разводя в стороны руки, худой безбородый, облачённый в простую суконную сутану епископ. – И вы, христиане, и мы! Вместе боролись с язычеством, отвергали ересь ариан, несториан, монофизитов и монофелитов[197], искореняли манихейство[198]. А теперь живём врозь, враждуем, ненавидим друг дружку. Вот почитай, светлая княгиня София, Житие святых Кирилла и Мефодия. Не раз перечитывал сие сочинение. И мнится мне, мыслили святые отцы сии единую Церковь создать. Поэтому и в Рим к папе ездили, и у патриарха Фотия[199] в Ромее благословение получали. И начать решили отсюда вот, из Моравии да Чехии. Жаль, не поняли мы, сирые, великих их замыслов.
– Насколько ведомо мне, немецкие аббаты и патеры начинанья их порушили, – хмурясь, молвила Предслава. – Не по их ли воле в темнице сырой томиться пришлось святому Мефодию? Да и не одни духовные лица тут постарались. Моравский князь Святоплуг[200] предатель был народа своего. Гордыне непомерной в жертву его принёс! И погубил тем самым державу свою! И чем сам окончил? Утонул в водах Дуная, спасаясь от угров!
Бонифертий согласился с доводами княгини:
– Да, это так. Но многим ли лучше греки? Для них все мы – варвары. Мне довелось побывать в Константинополе, и ничего, кроме козней, интриг да возни чиновничьей, не увидел я там. Церковные должности покупаются за деньги едва ли не в открытую.
– Ромея – далеко от нас. Рим – ближе, – возразила Предслава. – А где Рим, там и немецкий император. Мой муж – его вассал. Император насылает на нас своих священников, которые, словно соглядатаи, вынюхивают обо всём, что творится в Чешских землях, и потом доносят своему господину. Кроме того, немцы захватывают и грабят земли полабских славян – ободритов, лютичей, лужицких сербов. Они нагло вторгаются в чужие пределы и вместе с крестом несут меч. Скорее даже, вместо креста.
– В нашей жизни много горьких страниц, дорогая княгиня София. – Бонифертий своим спокойным тоном охлаждал пыл горячившейся Предславы. – Но я бы хотел… поговорить с тобой о земном, о твоей и моей стране. Будучи союзниками могущественного германского императора, твой супруг и мой король Иштван смогут успешно воевать с главным своим врагом – Болеславом Польским. Ведь именно он – виновник тем бедам, которые в последнее время происходили и в Чехии, и на Руси, и в стране мадьяр. Он отобрал Нитру[201] и Пожонь у нашего государя, отхватил Моравию у вас, отнял Червен с Перемышлем у твоего брата Ярослава. Думаю, ты разумеешь, что для успешной войны против этого гордеца нужны добрые ратники. И германский император даст их.
– Чтобы потом подчинить себе и Чехию, и Мадьярию! – Предслава хмыкнула.
– Не стоит так далеко заглядывать в будущее. Смотрю на твоего супруга, дай Бог ему здоровья! И вижу, занят он больше молитвами, ходит на покаяние, льёт слёзы, но делами державными занят мало. Вот поэтому и татьба, разбой на дорогах у вас, и Болеслав Польский висит над Богемией непрестанной угрозой. У нас в Венгрии, скажу прямо, тоже не всё гладко. Много язычников, много недовольных. Но король Иштван – государь твёрдый и умный. Крепкой рукой взнуздал он непокорную знать. С ним и германский кесарь[202] считаться вынужден, не лезет в венгерские дела. Епископов наших, и меня в том числе, папский легат[203] ставил, кесаря не спрашивая. И короновал нашего государя легат папы Сильвестра, а не кесарев человек. Сумел король Иштван заставить с собой считаться. Вот что скажу, княгиня София! – заключил отец Бонифертий. – Советую тебе, с сыном вместе, как чуток подрастёт твой Конрад, погостить у нас в Венгрии. Много чего увидишь, много узнаешь для себя важного. Заодно и сестру свою навестишь, Анастасию.
До позднего вечера сидели Предслава и Бонифертий в горнице. Говорили о разнице в обрядах православных и католиков, снова не соглашались в мыслях, и одно поняла Предслава: за спорами о Святой Троице, о причастии, о предопределении стоят мирские дела и помыслы. Посетить землю угров она после беседы с епископом решила твёрдо. И ещё: за время их разговора прониклась Предслава к Бонифертию великим уважением. Радостно было ей сознавать, что такой вот человек крестил её маленького сына.
Глава 46
Кусая усы, Володарь стоял перед княжеским стольцем на коленях. Молчал, судорожно теребя пальцами пряжку наборного серебряного пояса, смотрел на землисто-серое лицо Рыжего с прыгающими губами.
– Могу ли я верить твоим словам?! Может, на княгиню возвели поклёп?! Для столь тяжкого обвинения нужны более веские доводы, воевода!
– Я отыщу их, светлый государь, – глухо прохрипел Володарь. – Дай токмо срок.