Повесть о Татариновой. Сектантские тексты [litres]

Винт стучит, стучит, под ним мохнатая белая пена.
Воет сирена.
Беззвучно и грузно падает в воду огненный шар,
Будто сердца последний удар.
Грешной и черной нет больше под ногами земли,
Впереди корабли, корабли, корабли.
Чужой хлеб и любовь, и чужие недвижные звезды,
И чужой слишком легкий, слишком просторный
                                                                        воздух.
Кто мне с берега машет платком ли, белым крылом?
О чем, о чем?
Ни один художник не писал такой Богородицы.
Над городами и полями крыла простерла,
Под удар подставила горло,
А младенца нет, его прикололи штыком.
Зовешь? не зови, мне больше нечем мучиться,
Теплое сердце мое вынули и вправили в грудь
                                                            готовальню —
Измеряю небо и землю и любовь и зарю
                               и разлуку и странствия дальния.
Ты руки крестом сложила, а третьей зовешь,
                                                                Троеручица.
Синие очи,
Неустанное полыхает пламя
Сухой степной воробьиной ночи,
Сердце рваное – пробитая хоругвь, знамя,
Под ногами тайная круглая земля —
Честнейшая Херувим,
Славнейшая без сравнения Серафим,
Дай мне великие крылья, я птицей улечу
                                                                   с корабля,
Камнем лягу к ногам твоим.

Сентябрь 1921

Потомки

Валериану Чудовскому

И вот на смену нам, разорванным и пьяным
От горького вина разлук и мятежей,
Придете твердо вы, чужие нашим ранам,
С непонимающей улыбкою своей.
И будут на земле расти дубы и розы,
И укрощенными зверьми уснут бунты,
И весны будут цвесть и наступать морозы
Чредой спокойною спокойной простоты.
Неумолимая душа твоя, потомок,
Осудит горькую торжественную быль,
И будет голос юн и шаг твой будет звонок
И пальцы жесткие повергнут лавры в пыль.
Эпический покой расстелет над вселенной,
Забвения верней, громадные крыла,
Эпический поэт о нашей доле пленной
Расскажет, что она была слепа и зла.
Но может быть, один из этой стаи славной
Вдруг задрожит слегка, услышав слово кровь,
И вспомнит, что навек связал язык державный
С великой кровию великую любовь.

Ноябрь 1920

Черным голосом кричала земля,
Меченосный ангел говорил поэту о чуде,
Били и бились, убивали и падали люди,
И на земле не осталось ни одного стебля.
От голода, от ветра ли закружились звезды,
Люди, звери, птицы, деревья и фонари,
И не стало ни утренней, ни вечерней зари,
Только черный, свистящий и режущий воздух.
Сердце кружилось, как гудящий волчок,
Оторвалась звезда и навстречу летела,
Острым алмазным краем мне сердце задела,
Брызнула кровь и тысячедневный исполнился срок.
От головокруженья дрожат ноги,
Я снова на пыльной, на белой дороге,
Верстовые столбы, пастухи и стада,
И к тверди прибита восточная звезда.

Май 1921