Повесть о Татариновой. Сектантские тексты [litres]

Весеннему цвету сердце радо,
А каждая весна ближе к последней весне.
За все утраты ждет весенней награды
И простой яблочный цвет видит во сне.
           Сердце не забывай,
           Есть другой черный рай.
Не опьянеешь в нем от яблони или клена,
Не услышишь крылатого пасхального звона,
И любовною речью не убаюкаешь слух.
           Ножом убьет,
           Огнем сожжет
           Огненный Дух.
Гоморра, Мессина, Титаник, Россия,
Кровь, пепел, смерть.
Черным дымом закрыта твердь —
Твердое Божье сердце.
Богородицыных слез, звезд нет
И в огне погас свет,
– Господи вскуе оставил меня еси?
Голубь только крылами бьет, клюет пшеницу и рожь.
           Сердце пронзит,
           Плоть истребит
           Огненный нож.

Май 1921

В. П. Покровскому

С Запада приезжают люди
И говорят, что у детей наших печальные глаза
Слушай, иноземец, качала их колыбели гроза,
И кормили пустые, сожженные тревогою груди.
Думаешь, сказка – двадцать пять миллионов
                           с глазами и голосом живых людей,
Из деревень соломенных возжегших
                                                Сарданапалову зарю,
Бегущих за золотым зерном к Индийскому
                                                           щедрому царю,
И поющих срамные песни что всех твоих книг,
                                                 Иеремия, страшней?
Думаешь, сказка – рана от моря до моря,
То рекой разливается, то взбухает горою,
                                      то черным гноится городом,
Холодом веет, воет голодом,
Горьким горюет горем.
Слушай, властью мне данной от Господа Бога
Единой и тайной властью бедного поэта,
На тебя, сытого, веселого, доброго, одетого,
Знающего куда всякая приведет дорога,
Я зову беду стоглазую, голую, неминуемую
                                       с горящей головней в руке.
И когда ты замечешься в незападной,
                                  нелюбовной, не нежной тоске,
Которой имени нет, а вширь она – весь степной
                                                                      простор,
Когда станет тебе жалостным братом убийца,
                                                      поджигатель, вор,
Когда дом твой с утварью, твой город
                            с колокольней обоймет пожар, —
Из тебя вылетит прозрачный белый пар,
И вонзится в грудь острокрылая, окровавленная
                                                    человеческая душа,
И возвеселишься и скажешь: неисповедимы
              пути твои, Господи, и живая душа хороша.

Август 1921

Человеческое забывчивое сердце, открытое
                                                         четырем ветрам,
Все, говорит, за покой отдам —
Первый глупый поцелуй первой глупой любви,
Долгожданный час над врагом торжества,
Звон и трепет славы в крови,
Ведь не скажешь: не расти на могиле трава.
Только одного не выжечь, не вырвать, не замолить
Гладкое море и в розовом тумане два стальных
                                                                      корабля,
Мечущие огненных птиц, крики и смерти
                                            и страхи на тебя, земля,
А на земле, колеблемая как земная колонна,
Господней грозою стоит
Та, что прежде любила песни, плоды,
                                                       и жаркие объятья
И громко всем четырем ветрам говорит:
Милая любовь моя, проклинаю тебя
                                              страшным проклятьем.

Май 1921

Человек человеку – бревно.

Ал. Ремизов