Повести л-ских писателей

Тут вообще без конца разговаривают, особенно когда собираются в полном составе: КД, Лизаксанна, Вернадский, Тайна, Алина и мы. Общий сбор на Хямеэнтие, 35 происходит через день, как по расписанию, хотя никакого расписания и даже договора на этот счёт нет, так получается само собой. Насколько мы можем судить, Коллонтай, Вернадский и Дьяконова слишком друг друга бесят, чтобы встречаться ежедневно, и слишком нуждаются друг в друге, чтобы разбегаться надолго. (Алина обзывает их то исусиками, то зомби-клабом, то выпаданцами, то как Вита из Риги: солярисом – в честь советского артхауса про клонов, который так любит наша мама.)

Нам впервые в жизни кажется, что мы говорим меньше всех, и, возможно, это не просто кажется, а так оно и есть. После того как Алина, aka дочь мёртвого русского, наконец во всё поверила, в фан-клубе ПЛП неизбежно сформировались две пары: Закирова-Дьяконова и Лайтинен-Вернадский. В этих парах разговор продолжается, даже когда затихает общая беседа.

Алина постоянно что-то обсуждает с Лизаксанной, что-то ей вечно доказывает. Один раз она даже ночевать пошла к Лизаксанне в Катаянокка. Правда, не очень удачно. Они перед сном заспорили про этику и науку и разосрались на сутки вперёд, и в час ночи Алина всё равно сбежала пешком на Юлденинтие, то есть к нам. Она с первого августа спит у нас в комнате на раскладной японской лежанке.

Тайна Лайтинен задаёт бесконечные вопросы Вернадскому и слушает его велеречивые ответы, делая заметки в толстом блокноте. И одна когда приходит, как сегодня, и когда ребёнка приносит в кенгуру или в коляске – всегда задаёт вопросы и лихорадочно записывает ответы.

У нас нет очевидной пары в солярисе. КД (даже если б она не стала такой упёрто неразговорчивой именно в день нашего знакомства) не годится на эту роль. Мы же, например, не писали про неё курсовую. Мы до звонка про Болонью вообще не знали ничего о той Коллонтай-Домонтович, кроме того, что ну да, ну была такая историческая личность – русская коммунистка, феминистка и вроде бы писательница. К тому же мы с самого начала побаиваемся КД. Нам иногда кажется, что КД смотрит на нас презрительно и насмешливо, как будто знает про листки мёртвого русского и только и ждёт удобного момента, чтобы шантажировать или хотя бы унизить нас этим знанием. В другое время мы стыдимся такой паранойи. Стараемся преодолеть свою неприязнь, но получается так себе, потому что и Вернадский, и Дьяконова, и даже Алина тоже явно недолюбливают КД. Во всяком случае, они как-то уж совсем с нею не церемонятся, особенно когда разговор заходит о российской или советской империи. Одна Тайна Лайтинен относится к новой Коллонтай с чем-то вроде сочувствия. Не подшучивает над ней и не покрикивает на неё, о чём бы ни шла речь.

А ещё мы говорим меньше всех, потому что речь слишком часто идёт об этой самой российско-советской империи. И выпаданцы, и Алина, и отчасти Тайна – они реально как будто помешаны на судьбе России, её историческом пути, её трагедии и на всём таком прочем. Они даже про Беларусь почти не говорят, где сейчас офигенные протесты после украденных выборов. Начнут про Беларусь – через минуту опять про судьбы России! Мы честно пытаемся участвовать в их спорах на эту тему или хотя бы терпеливо слушать, но рано или поздно сдаёмся и переключаем все усилия на то, чтобы не показать своего раздражения. Мы не можем понять, зачем нужно – и главное, ну как вообще можно – снова и снова мусолить историю какого-то отдельного куска земной поверхности, пускай и очень большого, когда все, включая мёртвого русского в его «Предварительных выводах», сходятся на том, что на нашей планете орудуют настоящие пришельцы. Ну какая, for fuck’s sake, судьба России? Особенно если пришельцы взяли и воскресили-клонировали лично тебя? Причём с финским паспортом и с henkilötunnus[34]. Если у тебя дата рождения в паспорте и в henkilötunnus позже даты смерти, указанной в статье про тебя в «Википедии» (и тем более на целых девяносто три года позже, как у Лизаксанны), то сколько часов в сутки можно думать про какие-то земные империи?

Теперь, семнадцатого августа, в тот самый момент, когда мы захлопнули окно и отвернулись от грозы, фан-клуб л-ских писателей опять говорит про советское прошлое.