Повести л-ских писателей

Я, Диляра Касымова (Dilyara Kasymova), пишу это, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, совершенно трезвая. Я никогда в жизни не употребляла наркотики, в том числе марихуану. Уже более месяца не принимала никаких медикаментов за исключением двух или трёх таблеток ибупрофена.

В данный момент я сижу за рабочим столом в своей квартире на rue Saint-Hubert в Монреале. Около двадцати минут назад я села за стол и открыла эту тетрадь, намереваясь начать совсем другими словами; собственно, теми, которые рано или поздно напишу ниже. Однако то, что я пережила в течение нескольких секунд после того, как открыла тетрадь, вынуждает меня, во-первых, подчеркнуть, что я не нахожусь и давно не находилась ни в каком известном мне изменённом состоянии сознания. (Алкоголь в последний раз пила в феврале, до официального начала пандемии.) Во-вторых, содержание этого переживания следует зафиксировать как можно скорее, пока оно ещё свежо (зачёркнуто) так невероятно свежо в памяти.

Мы позволили себе перенести описание переживания свидетельницы в конец текста. На наш взгляд, более хронологический порядок изложения облегчает толкование или, во всяком случае, восприятие этого эпизода. Поэтому следующим абзацем идёт то, с чего свидетельница собиралась начать, пока не открыла тетрадь.

Чуть более недели назад, 30 июля, ближе к вечеру (я как раз выключила рабочий компьютер и перекочевала из home office на кухню), мне пришло сообщение в мессенджере от незнакомой пользовательницы по имени Darja KM. Сообщение было написано по-русски и содержало примерно такой текст:

«Здравствуйте, Диляра! Прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Даша, я живу в Финляндии. Обращаюсь к вам, потому что у вас в профиле указано, что вы родом из Караганды, а среди друзей у вас есть Марина Ше и Айжан Тасбулатова, которая, судя по некоторым открытым постам, является вашей сестрой. Говорит ли вам что-нибудь следующий список: Улпан-апай, отец Максат, мать на мелькомбинате, бабушка, которая громко храпит, Риварес в Америке, тройка за Чернышевского, Савченко Андрей, Карапетян Надя с огромным бюстом, ночёвка у Жени Алешковской на десятом этаже во время бурана незадолго до Нового года, фантастические повести ленинградских писателей? Если да, то ответьте, пожалуйста. Это очень важно».

(Привожу текст по памяти, потому что моя переписка с Дашей кем-то исправно удаляется в течение двух-трёх часов после написания, и это, по-видимому, не зависит от платформы. Наш позавчерашний разговор в Telegram испарился столь же бесследно, что и сообщения из фейсбуковского мессенджера.)

Дарья Кожемякина: из чата gmail тоже. Пропадают и скриншоты, независимо от места хранения. Что касается текста сообщения, то вряд ли я могла написать «бюст» о грудях или «буран» о вьюге. У меня этих слов ещё не было в активном словарном запасе. И в принципе я по-русски совсем не так гладко пишу. Но по содержанию, кажется, всё правильно, кроме «ленинградских». Я не знала, какие именно повести были в Караганде и вообще были ли. Я писала наугад: «повести л-ских писателей».

Моя первая мысль: это какой-то дурацкий розыгрыш моей подруги Марины Ше. Никто, кроме неё, подумала я, не может составить подобный список. Мы с Мариной учились в одной школе в физклассе, много общались вне школы, долгое время поверяли друг другу все девичьи тайны, позднее вместе поступили в МФТИ и регулярно до сих пор общаемся. Только Марина знает (зачёркнуто) все эти годы знала о ночёвке у Жени Алешковской и о сборнике New Science Fiction from Leningrad. Сама Женя погибла ещё в начале девяностых. Но едва я подумала о Жене, пришла другая догадка: возможно, Женя вела тогда дневник, в котором всё это записано. Возможно, кто-то обнаружил Женин дневник и теперь пытается найти подтверждение фактам, которые там изложены.

От этой догадки я сильно взволновалась. Неужели существует письменный след тех трёх дней? У меня буквально тряслись руки, пальцы не попадали в буквы, когда набирала ответ: «Да, этот список очень многое мне говорит. А вы кто? Откуда вам это всё известно?»