Повести л-ских писателей

Даша ответила, что в магазин старой книги, где она работает, принесли архив недавно скончавшегося мужчины из России, который занимался поисками сборника. Дальше она написала что-то многозначительное и пугающее, вроде «Появились обстоятельства, указывающие на то, что распространители сборника считают вас ключевой фигурой».

Дарья Кожемякина: я долго думала, как ответить. Боялась, что если напишу прямым текстом о видениях Тайны Лайтинен, то свидетельница примет меня за ненормальную и прервёт контакт. В конце концов написала что-то обтекаемое, хотя и не такое красивое, насколько помню.

Прочитав это, я почти уже не сомневалась, что моя догадка верна: нашёлся Женин дневник. Я выразила готовность поговорить с Дашей, как только ей будет удобно.

Даша сразу мне позвонила через мессенджер. На экране моего телефона появилась белая девушка с высоким лбом и рыжевато-русыми волосами. На лицо падал сбоку яркий свет настольной лампы. За спиной девушки было темно. Хорошо помню, как у меня мелькнули две мысли: «Который, собственно, час в Финляндии?» и «Какая милая скандинавская девочка». Внешность Даши, вероятно, способствовала тому, что я относительно быстро прониклась к ней доверием. В голову, как известно, редко приходит, несмотря на весь жизненный опыт, что милые европейские девочки могут иметь какие-то неблаговидные намерения.

Мы разговаривали не менее полутора часов. Даша попросила разрешения записать наш разговор. Я согласилась. По утверждению Даши, все копии этой записи на следующий день оказались стёрты.

Дарья Кожемякина: звонок продолжался 1 час 42 минуты. Я звонила с ноутбука. Записывала на обычное приложение для звукозаписи в своём телефоне. Файл, кроме телефона, сохранила на ноутбуке и на флэшке, а также загрузила в Dropbox, чтобы сразу расшарить Тайне. Из Dropbox и с телефона файл исчез не позднее 14:00 часов 31 июля, а с моего ноутбука и флэшки – не позднее 19:30. Наверно, всё намного раньше исчезло, судя по дальнейшей затирке. Мы просто не проверяли раньше.

Даша рассказала мне, что утром того дня обнаружила собранные кем-то воспоминания людей из разных городов бывшего СССР о некоем сборнике (зачёркнуто) неких сборниках, объединённых названием «Фантастические повести л…ских писателей» и рядом одинаковых (зачёркнуто) похожих произведений.

В какой-то момент я прервала её рассказ и спросила, как зовут свидетеля из Караганды. «Свидетелей из Караганды в найденных бумагах нет», – ответила Даша. «Что значит “нет”? – спросила я. – Вы мне голову морочите? Список, который вы мне прислали, – он тогда откуда?» «Хозяйка моего магазина получила эту информацию от распространителей сборника, – услышала я после долгой паузы. – Напрямую».

Теперь, когда я понимаю, что именно Даша имела в виду, мне понятна и расплывчатость её ответа. Писать прямым текстом о том, что я сегодня пережила, открыв эту тетрадь, было страшно, несмотря даже на то, что слова как будто напрашивались сами. Но во время нашего первого разговора я подумала, что Даша темнит (зачёркнуто) что-то скрывает от меня. Я снова мысленно стала грешить на Марину Ше. Неужели это всё-таки Маринка так изощрённо, так жестоко надо мной издевается?

Я сказала: «Даша, настоятельно прошу вас, скажите мне честно. Вы по заданию Марины устроили это представление?» Вероятно, моё раздражение при этом было слишком очевидным. Когда Даша ответила, мне показалось, что она на грани слёз. «Диляра, я вас, честное слово, никак не обманываю. На меня саму всё это свалилось меньше суток назад. И я не знаю, что со всем этим делать. I’m freaking out не меньше вас».

Дарья Кожемякина: подтверждаю, что в тот момент была на грани слёз.

Эта последняя реплика, наполовину английская, наполовину русская, сказанная милой скандинавской девочкой, готовой расплакаться, включила во мне на полную мощность материнский режим. (Мой взрослый сын тоже говорит со мной на смеси языков: русского, французского и английского.) У меня внутри прорвало какую-то плотину. Кажется, после этого я целый час говорила сплошным монологом.