Сергей Сергеевич тоже в черном костюме, но при галстуке с маленьким узлом, с золотой брошью. Брюки узкие. Туфли — с длинными, острыми носами, на высоком каблуке. Знакомым он тоже мило улыбался, но кланялся солидней, чем Поликарп.
Наши женщины вели оживленный разговор, смеялись, но сдержанно, чтобы не выглядеть легкомысленными.
Несмотря на то что меня давил галстук, слишком туго затянутый, и утерялась запонка, я все-таки был пленен психозом благопристойности, добропорядочности и раскланивался со знакомыми соответственно масштабу моей областной славы.
В парке орали грачи.
На столах под эмалированными железинами, похожими на сомбреро, горели большие, слепящие лампы.
Мы шли по центральной аллее. Перед нами расступались.
Поликарп Николаевич надел пенсне, взял нас под руки и тихонько сказал:
— Честное слово, стоит учиться… так сказать, париться в институте, дышать миазмами больничных палат, чтобы вот так время от времени покрасоваться перед людьми, почувствовать свою власть над ними… Правду я сказал?
— Власть — тлен. Пекитесь о вечном, — ответил Женихову Сергей Сергеевич и спросил у меня: — Вы согласны?
Я не успел ответить.
— А что вечно? — спросил Поликарп Николаевич.
— Добро.
— Зло тоже вечно.
— И о нем следует заботиться. Искоренять.
— Если искорените, как добро познаете?
Сергей Сергеевич степенно засмеялся:
— Сдаюсь. Сдаемся, Петр Захарович?
— Да, — ответил я, — будем красоваться. В нашей жизни — это главное.
— А вы злой, дорогой Петенька, — сказал Поликарп Николаевич.
— Мужчины, — позвала нас Сима, — поторапливайтесь, а то опоздаем.
Мы прибавили шагу.
…Спектакль был очень хорошим.
Кати в клубе не было.
Усиленные притоки больных к врачам обусловливаются несколькими причинами.
Во время праздников много народу приходит с отравлениями алкоголем, после мордобоев и мотоциклетных аварий.
Весной идут за справками о нетрудоспособности. Это нужно, чтобы не ходить в колхоз на работу и чтобы не отрезали приусадебный участок, а осенью нужны те же справки, чтобы не ходить на уборку свеклы и кукурузы.
В остальное время в сельской местности больных у врачей бывает мало. Они или терпят свои не сильные боли, или лечатся домашними, дедовскими методами.
Лето как раз и есть время затишья в поликлиниках: страдная пора, тут не до праздников. И справки никому не нужны.
Я недавно прочитал в журнале «Вестник хирургии» о новом способе лечения хирургическим путем хронического остеомиелита и решил воспользоваться летним затишьем, повнимательнее изучить этот способ и попробовать сделать операцию Степану.
Чем больше я вникал в сущность нового метода, вчитывался в статью журнала, в другие статьи, тем все больше убеждался, что операция мне под силу.
Съездил в область, добыл там некоторые материалы, инструменты, которых у нас не было, и позвал на ужин Поликарпа Николаевича, чтобы посоветоваться.
Сима всегда рада гостям, любит их встречать чем-нибудь оригинальным. Для старого Поликарпа приготовила какой-то замысловатый салат из свежих огурцов, которые у нас уже появились на базаре, и настойку по рецепту своего отца.
Старик был польщен и просто сиял за столом.
Выпили мы с ним по одной, по другой рюмочке, и я стал ему пересказывать статью журнала.
Он хрустел огурчиками и кивал одобрительно.
— Что ж, по-моему, все правильно, все очень хорошо и просто, а то ведь годами и годами люди страдали от этой мерзкой болезни. Ах, и есть же, есть счастливые: работают, ищут… А мы…
— Я хочу попробовать. Хочу сделать такую операцию Степану.
Старик перестал жевать, взглянул на меня из-под седых бровей, быстренько наполнил рюмки:
— Выпьем за вашу операцию. Когда-нибудь вы ее обязательно сделаете.
— Не когда-нибудь, а в ближайшие дни.
Он выпил. Долго закусывал, думал. Потом сказал:
— Но ведь этот метод находится в стадии эксперимента. А вы, миленький, работаете в сельской больнице, а не в научно-исследовательском институте. И зачем вам это надо, Петенька? Зачем, дорогой?
— Не мне это надо, а Степану, — сухо ответил я.
Сима ничего не знала о моих намерениях. С посудным полотенцем она вышла к нам из кухни и слушала.
— Операция же совсем простая, вы сами это сказали.
— Сказал, — с замешательством ответил старый Поликарп. — А вот скажет ли это наш главврач? Как вы думаете, Симочка, разрешит эту операцию Сергей Сергеевич?
— Не знаю. Мой любимый муж не счел нужным посвятить меня в свои творческие планы, — обиженно сказала Сима и ушла на кухню.
— Симочка, не обижайтесь, Симочка! Он просто рассеянный с улицы Бассейной, — сказал Поликарп Николаевич и пошел к ней на кухню.
«В самом деле, почему я ничего не говорил об операции Симе? По рассеянности? Нет. Если бы увидел в нашем райунивермаге какие-нибудь капроновые блузки или модные туфли — наверняка не забыл бы сказать ей об этом. И о покупке себе костюма тоже непременно бы посоветовался…»
— Петр Захарович, с вас рюмка настойки! Ваша великолепная супруга снова в отличнейшем настроении. Подайте голосок, деточка!
— Да-да, правда, — ответила Сима из кухни.
Я налил рюмки, и мы выпили.