Повести. Рассказы

Оказалось, красивый и шумный. Дома в нем такие, что железнодорожный вокзал в Зимовниках был перед ними жалкой хатенкой.

А сколько автомобилей было в городе, сколько горевших лаком колясок, запряженных рысаками!

А людей, людей! И что они все делали на улицах? В домах-то, наверно, никого и не было — все на улицах. Спешат, спешат куда-то. Еще немного, казалось Георгию, и они побегут наперегонки. Ну, прямо, какие-то смешные, суетливые люди. И разговаривают они совсем не так, как в станице — уж очень размахивают руками, уж очень горячатся. Чудаки.

Трамвай ему понравился.

Покачивались, погромыхивали вагоны, пробегая по зеленым улицам, так чисто выметенным, словно полы в избе. Пробегали мимо нарядных домов, обгоняли щеголеватых извозчиков. А цветов-то, цветов сколько было в городе! Георгию никогда столько видеть не доводилось. Да все какие-то диковинные, только и узнал среди них — розы. Да какие яркие! Мама сказала бы — глаза отбирают.

На перекрестках продавали виноград, яблоки, дыни, арбузы. Мужики и бабы зазывали покупателей, хвастались своим красивым сладким товаром.

— Подходи, подходи! Почти даром забери!

— Виноград янтарный, сладкий, ароматный!

— Вино молодое, вино хмельное — кровь земли и сгусток солнца! Возьми на свадьбу, возьми к столу, порадуй гостей своих!

Поскрипывал трамвай на крутых поворотах…

В вестибюле индустриального техникума Георгия встретила румяная женщина в кумачовой косынке. Такие косынки носили активистки, или, как их еще тогда называли, делегатки… Женщина пристально посмотрела на Георгия и улыбнулась:

— Глядеть на твой деревянный чемоданище, так по его величине и по замку ты ни дать ни взять нэпман, а по тому, какая ободранная эта твоя некрашеная коробка — нашенский ты.

— Верно, — несмело ответил Георгий, — я сын батрака.

— Иди за мной, раз нашенский, провожу.

И комендант Серафима Константиновна провела его в общежитие.

…Студенческие годы, очевидно, во все времена и у всех людей — самая прекрасная пора. Пора первых творческих поисков, первой любви, немеряных сил и неоглядных просторов будущего.

Была студенческая пора точно такой же и у Георгия Бормотова: веселой, интересной, с бессонными ночами.

Стипендии хватало только на харчи, а ведь парню хотелось пойти в кино, в театр, хотелось купить костюм и новые башмаки, девчонку сводить в парк культуры. Где на все это взять денег? Иным ребятам помогали родители, Георгию надеяться было не на кого — приходилось зарабатывать. На первом курсе он ходил с товарищами в порт разгружать пароходы и баржи: с углем, пшеницей, рыбой. Силушки, как говорят, Георгию было не занимать, пятипудовыми мешками он просто забавлялся.

На втором курсе в порт Бормотов уже не ходил — зарабатывал черчением, которое сразу же полюбил, увлеченно просиживал над чертежной доской ночи напролет. Был Георгий покладистым, трудолюбивым парнем, как говорят, сколько на него ни навали, все увезет. Был членом студенческого совета, комитета комсомола, профкома.

Шло время… На производственную практику Георгий поехал в Орджоникидзе, на вагоноремонтный завод. Там он стал присматриваться, думать, какую профессию выбрать. Пробовал работать слесарем, молотобойцем, полюбились ему станки — фрезерный и токарный… Возможно, и стал бы он станочником, металлистом, но судьба еще раз решила попытать его…

Преддипломную практику Бормотов проходил на строительстве рисовой системы в низовьях Кубани. Там он и увидел умную, добрую машину — экскаватор, механическую лопату.

Народная мудрость гласит, что нет ничего добрее и щедрее земли, но нет ничего и тяжелее, неподатливее ее. Носилки да тачка, заступ да лом одни знают, сколько пролито человеком пота. Как болит у него по ночам спина и как немеют руки от тяжелой земляной работы. Заступ да лом, носилки да тачка — тысячелетние спутники человека, его невеселые друзья.

А тут вот Георгий сел в застекленную кабину, завел мотор, тяжелая, неуклюжая на вид машина повиновалась ему, как малое дитя. Стальною когтистой лапой она черпала слежавшийся крепкий суглинок и, развернувшись, выбрасывала его из ложа будущего оросительного канала. Зачерпнул раз — считай, несколько десятков носилок земли насыпал, выволок с четырехметровой глубины. Одним махом целую бригаду землекопов заменил. И главное, ни пота, ни мозолей кровавых, лишь гудит весело мотор. Поет старинную казацкую песню про себя Георгий.

Бригадир экскаваторщиков Иван Ефимович Юрченко стоял на пригорке, наблюдал за его работой и похваливал:

— Добре, хлопче, добре!

Отблестел начищенными трубами оркестр на выпускном вечере, отгремел торжественными маршами, провожая выпускников техникума в большую жизнь. На прощание ахнул восторженно и замер, притих до следующего торжества…