Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского раба, написанное им самим

Вскоре после моего приезда мне рассказали о случае, свидетельствовавшем об их духе. Некий цветной и беглый раб были между собой не в ладах. Кто-то услышал, как этот мужчина угрожал рабу, что сообщит хозяину о его местонахождении. Среди цветных быстро было созвано собрание под предлогом чрезвычайной важности. Позвали на него и предателя. В назначенный час люди собрались и провели собрание под руководством очень религиозного старого джентльмена, кто, как я полагаю, был президентом, который прочитал молитву, после чего, как и следует, обратился к собравшимся: «Друзья, он сам пришел сюда, и я могу лишь посоветовать одно, чтобы ты, парень, вывел его за дверь и убил!» Едва он произнес это, часть из них бросились на предателя; но их остановили более робкие, чем они сами, и предатель избежал их мести и с тех пор не показывался в Нью-Бедфорде. Я надеюсь, больше таких угроз не возникало, и если бы они были, то не сомневаюсь, что за ними последовала бы смерть.

Уже на третий день после приезда я нашел работу, взявшись наполнять шлюп нефтью. Это была новая, грязная и тяжелая работа для меня, но я ходил на нее с радостью в сердце и стараясь изо всех сил. Сейчас я был сам себе хозяин. Это был счастливый момент, восторг которого может быть понят только теми, кто был рабом. Это была первая работа, вознаграждение за которую должно было полностью принадлежать мне. Рядом не было массы Хью, стоящего наготове, чтобы отнять у меня заработанные деньги. Я работал в тот день с удовольствием, какого прежде никогда не испытывал. Я трудился для себя и своей молодой жены. Это стало для меня отправной точкой новой жизни. Справившись с этим делом, я принялся за поиски работы конопатчика; но так сильно было предубеждение против цветных, что белые конопатчики отказывались работать со мной, и, конечно, я не мог получить места. Видя, что мое ремесло не имеет спроса, я отказался от своих притязаний и приготовился к любой работе, которая была бы мне по силам. Мистер Джонсон любезно дал мне деревянные козлы и пилу, и вскоре я оказался завален работой. Для меня не существовало ни слишком тяжелой работы, ни слишком грязной. Я был готов пилить лес, добывать уголь, таскать ведрами уголь, чистить дымоход или перекатывать бочки с нефтью – все, что мне и пришлось делать за три года жизни в Нью-Бедфорде, перед тем как я стал известен в аболиционистском лагере. Спустя четыре месяца после приезда в Нью-Бедфорд ко мне пришел молодой человек и поинтересовался, не желаю ли я купить «Либерейтор». Я ответил ему согласием, но заявил, что лишь только освободился из рабства и пока у меня нет денег. Однако я подписался на газету. Ее приносили каждую неделю, и я читал ее с такими чувствами, какие просто бессмысленно описывать. Газета стала для меня и пищей, и водой. Вся душа моя горела огнем. Ее симпатия к моим собратьям по неволе, ее резкое обличение рабовладельцев, ее правдивое разоблачение рабства и ее мощные атаки на сторонников рабства заставляли трепетать от радости мою душу, да так, как никогда прежде.

Я недолго пробыл читателем «Либерейтора», пока у меня не появилось вполне отчетливое представление о принципах, мерах и духе аболиционистского движения. Я выбрал правильный курс. Я мало что мог, но то, что мне было под силу, я делал с радостью в сердце и никогда не чувствовал себя более счастливым, чем на аболиционистском митинге. Я редко выступал на них хотя бы потому, что другие намного лучше говорили о том, про что я хотел бы сказать. Но, находясь на антирабовладельческом съезде в Нантакете 11 августа 1841 года, я почувствовал сильное желание говорить, к тому же все время меня подталкивал мистер Леви Коффин[29], джентльмен, слышавший мое выступление на собрании цветных в Нью-Бедфорде. Это было тяжелое испытание, и я принял его без желания. По правде сказать, я еще чувствовал себя рабом, и сама идея говорить с белыми тяготила меня. Я проговорил лишь несколько минут, как ощущение свободы охватило меня, и, почувствовав себя непринужденнее, я сказал то, что хотел. С того времени и поныне я вовлечен в защиту дела моих собратьев – насколько успешно и насколько преданно, я предоставляю судить тем, кто знаком с моей деятельностью.

Творческая история «повествования» Ф. Дугласа в контексте развития литературного процесса