Читаем Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века полностью

При этом у многих народов Горного Дагестана нежелательным считалось во время этих трудовых операций присутствие мужчины[191]. Очевидно, что все эти магические обряды своими корнями уходят в домонотеистическую эпоху и связаны с языческими верованиями дагестанских народов.

Самотканое сукно, как уже отмечалось выше, производилось как для собственных нужд, так и для продажи. Могла ли мастерица самостоятельно принять решение в отношении изделия: оставить себе или продать его? Увы, женщина не могла самостоятельно принять решение о продаже сукна, нужно было обязательно получить одобрение мужа. Если по каким-то причинам муж отсутствовал дома, то жене приходилось дожидаться его возвращения. По сведениям О. В. Маргграфа, самая бойкая продажа приходилась на весну, когда с отхожего промысла в селения возвращались мужья, до этого времени жена не имела права сбыть сукно[192]. По мнению автора, количество сотканного полотна служило доказательством ее трудолюбия и даже нравственности[193]. После возвращения мужа жена уже решала сама, что оставить для собственных нужд, а что продать[194]. Как правило, основная часть изделий все же шла на продажу.

Безусловно, в условиях дефицита земли и постоянной нужды, вызванной длительным военным конфликтом, женские домашние промыслы являлись подспорьем благосостояния семьи.

Можно с уверенностью сказать, – писал Х.‑М. Хашаев, указывая на роль женского труда, – что в Дагестане не было ни одного селения, где бы женщины не изготовляли каких-нибудь предметов из шерсти, начиная от высококачественных ковров и сумахов и кончая шерстяными веревками[195].

С развитием капиталистических отношений женские домашние промыслы оказались в сфере интересов предпринимателей. Последние стали открывать в селах небольшие цеха, куда нанимали местных мастериц. Таким образом, женщины-мастерицы оказались в статусе наемных работников. При этом процесс труда оставался прежним, качественных изменений не происходило. Владельцы цехов не вкладывали деньги в развитие промыслов, технологии были устаревшие, экономили на зарплате мастериц.

Чаще всего оплата труда носила натуральный характер: женщины получали вместо денег сырье. Так, например, мастерицы из аула Унчукатль, работая на дому на сырье, которое им предоставлял работодатель, за 20 дней своего труда получили лишь «семь фунтов шерсти»[196]. Не имея другой возможности заработать на жизнь, мастерицы были вынуждены принимать и такие условия.

В пореформенный период появились скупщики, которые стали выкупать изделия у ремесленников, а затем выгодно их перепродавать. Кроме того, они же снабжали мастериц сырьем и необходимыми орудиями труда. В итоге скупщики стали работодателями. По сведениям О. В. Маргграфа, они сами распределяли заказы между мастерицами, а также давали им сырье[197]. Так, женщины из Андийского округа работали исключительно на сырье работодателя[198]. При этом мастерицы могли взять сами сырье в долг, под будущие изделия[199]. Мало того, вся готовая продукция за бесценок скупалась у мастериц. Скупленные по самой низкой цене изделия отправлялись для дальнейшей реализации. В итоге выигрывал скупщик, который получал существенную прибыль после перепродажи.

Что касается мастериц, то они по условиям труда приближалась к положению наемного работника со всеми вытекающими обстоятельствами. Чтобы как-то заработать, женщины были вынуждены брать заказы у нескольких работодателей, а затем не покладая рук работать и день и ночь. И даже этих неимоверных усилий женщин едва хватало на жизнь. Бурочница могла получить за год всего лишь 7 рублей 50 копеек[200]. По сути, скупщики становились производителями товара. Такие цеха по изготовлению бурок появились в Андийском округе в селениях Ботлих, Анди, Ансалта, Рикуани, Шодрода, Гагатль и др. Для работы в цехах за небольшую плату нанимали женщин как из самих аулов, так и с близлежащих хуторов[201].

Так, например, в «Обзоре Дагестанской области за 1889 год» отмечалось, что только в Андийском округе изготовлялось до 8 тысяч бурок[202]. С каждым годом эта цифра росла, так как спрос на кавказские бурки был большой. Во второй половине 80‑х годов XIX века производством бурок занимались несколько сотен мастериц, в том числе 126 мастериц из аула Анди[203], 82 мастерицы из аула Инхо, 55 из Гагатля и 45 из Ансалта[204].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука