Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века

В 1829 году Паху-бике вместе с Гихили инициировала переговоры с русским командованием о российском подданстве[178]. Представители хунзахской знати отправились на аудиенцию к императору в Санкт-Петербург. Переговоры через несколько месяцев закончились успешно – Аварское ханство приняло российское подданство. В знак признания от императора Николая I ханскому дому были отправлены щедрые подарки. Примечательно, что подарки были дарованы не только ханству – знамя с российским гербом, но и женщинам, представительницам ханского дома, – одежда, парча, атлас и меха.

Кроме того, Паху-бике предпринимала попытки наладить хорошие отношения с Турцией и Ираном, для чего отправляла туда для ведения переговоров делегации из Хунзаха[179].

В дальнейшем покровительство России Паху-бике умело использовала в борьбе с мюридами, которые пытались насаждать идеологию мюридизма в ханстве. Так, например, в 1830 году началось открытое противостояние с первым имамом Гази-Магомедом. Он считал ханшу воплощением зла.

По сведениям Дж. Баддели, Паху-бике проявляла свой сильный характер, изворотливость и гибкость, открыто выступив против мюридов[180]. Лояльность Паху-бике и аварского ханского дома к России отмечалась в донесениях барона Розена графу Чернышеву в 1831 году. Розен сообщал, что Нуцал-хан Аварский и его мать Паху-бике, проявляя русским преданность, выставили на границах своих караулы, чтобы не пускать «ни Кази-муллу, ни сообщников его»[181].

При Гамзат-беке Паху-бике умело лавировала между мюридами и царскими властями. Такое неопределенное поведение ханши, конечно, пришлось не по душе русским властям, последовала немедленная реакция. В письме Розена к Нуцал-хану Аварскому от 19 августа 1833 года за № 592 отмечалось, что ханша Паху-бике не проявляла усердия в истреблении Гамзат-бека[182]. Барон дал знать Нуцал-хану, что следующее жалованье от русских властей и он, и ханша получат лишь тогда, когда истребят Гамзат-бека[183].

По мнению барона, доводы ханши Паху-бике о том, что уничтожить Гамзат-бека, поборника и защитника исламизма, было бы нарушением шариата, звучали неубедительно[184]. При этом Розен особо подчеркивал в письме, что «жалованье Высочайшее даруется одним усердным подданным», дав тем самым понять, что ханша Паху-бике к их числу не относится[185].

Розен предупреждал Нусал-хана о том, чтобы ни он, ни его мать-ханша не совершали ошибку Кази-муллы, ибо их ожидает та же незавидная участь[186].

Аналогичное послание барон Розен адресовал и Федору Карловичу Нессельроде от 24 августа 1833 года за № 594, где выразил свое отношение к происходящему[187].

Будучи дальновидной женщиной, не желая лишиться российского пенсиона, Паху-бике вскоре открыто перешла на сторону России. Об этом красноречиво свидетельствует письмо барона Розена военному министру графу Чернышеву от 23 февраля 1834 года за № 135. В частности, в письме отмечалось, что Паху-бике и оба ее сына стали действовать против имама Гамзат-бека[188].

Лояльность ханши Паху-бике к Российской империи стоила ей очень дорого: она заплатила за нее ценой жизни своих сыновей и своей собственной[189]. Не желая преклоняться перед мюридами, она до последнего вела себя достойно, чем снискала к себе уважение своего народа.

В политической жизни исследуемого периода оставила свой след и ханша Нух-бике, вдова Ахмет-хана Мехтулинского. В 1843 году, после смерти мужа, ей было поручено управление ханством.

Ханша находилась под пристальным вниманием военной и гражданской администрации. По существовавшей тогда практике ей в помощники был приставлен русский штаб-офицер. Согласно архивным данным, действуя во всем как бы с ее согласия, на самом деле он был полным правителем ханства[190]. Надо отметить, что народ ханства изъявлял желание, чтобы управление ханством после смерти Ахмет-хана Мехтулинского было передано Нух-бике. Но, с другой стороны, народ опасался, что она может не справиться со своими полномочиями. Так, в рапорте генерал-лейтенанта князя Бебутова к генерал-адъютанту Нейдгардту, датированном 19 января 1844 года, докладывалось о положении в шамхальстве Тарковском и Мехтулинском ханстве. Обращаясь к русским властям, представители знатных семей ханства подчеркивали, что, лишившись хана, которого очень любили, они вынуждены повиноваться женщине[191]. При этом в письме отмечалось, что, уважая дом хана, они уважают и ее, правительницу, но они сомневались, что женщина сможет управлять Мехтулинским ханством[192].

В связи с этим было представлено ходатайство о назначении правителем старшего сына Гасан-хана, а до наступления его совершеннолетия приставить к нему одного русского офицера, которому народ обещал «служить очень хорошо и усердно»[193].

При этом сам князь Бебутов понимал, что женщине будет очень сложно управлять мехтулинцами, которые не только отличались буйным характером, но и относились неприязненно к русским властям[194].