Повседневные психические расстройства. Самодиагностика и самопомощь

Терапия пограничного расстройства личности сложна, занимает много времени (или имеет постоянный статус в жизни пограничного человека) и не имеет стабильных прогнозов. Многое зависит от качества созданных терапевтических отношений и терапевтического альянса, который, во-первых, во многом зависит от возможности клиента выстраивать эффективные отношения, а во-вторых, сам по себе является частью терапии – нагруженность и нестабильность сферы отношений для «пограничника» будет проявляться и в отношениях с терапевтом, и разрыв этих отношений всегда будет реальной угрозой. Можно сказать, что любой пограничный клиент не раз и не два будет хотеть прервать свои отношения с терапевтом. Если это произойдет раньше, чем установятся стабильность и первичный альянс, то он их разорвет. Если к моменту кризиса этих отношений они будут стабильными, а у «пограничника» появятся хотя бы первичные навыки устойчивости – то они выдержат.

Продолжительная терапия сосредотачивается на укреплении образа Я и на психоэмоциональной регуляции. Человек, которому больнее, чем другим, должен больше внимания уделять своим чувствам, тому, как они возникают, и тому, как ими управлять здоровыми способами. По мере терапевтической работы пограничный клиент знакомится со своей эмоциональной болью и стимулами, которые ее вызывают, развивает позицию наблюдателя, которая позволяет не сливаться с любым болезненным переживанием, а оценивать и корректировать его. Также он знакомится со своим прошлым и использует эти знания для укрепления собственной идентификации: «Я – дочь алкоголиков», «Я была заложником папиной военной карьеры», «Моя мать не смогла дать мне достаточно уверенности в себе», «На мои чувства никто не обращал внимания, и потому я испытываю такую их силу и власть в своей сегодняшней жизни, поскольку они интенсивны, а навыков управления у меня нет». Работа по реконструкции прошлого имеет самый выраженный эффект именно в этом смысле: личная история становится частью представлений о себе. Облегчения как такового от старых воспоминаний не наступает. Напротив – пограничный, чьи чувства экстремально сильные, может терять стабильность от таких воспоминаний и усиливать саморазрушительные паттерны.

Обучение здоровой регуляции помогает сократить количество эпизодов самоповреждения, зависимостей или опасного поведения, но и клиенту, и терапевту нужно быть готовыми к их возвращению. При достижении достаточной базовой стабильности оба смогут воспринимать какой-то эпизод зажора, пьянства или паническую атаку с принятием в стиле «ну бывает». Придание этим событиям слишком большой значимости расшатывает с трудом приобретенную стабильность и вызывает у пограничного рецидив подозрений о том, что с ним что-то серьезно не так, что он плохой, нарушенный, больной, что он все портит и всем вредит, что ничего у него не получается и никогда не получится (типичное высказывание в такие моменты – это «я пять лет хожу на терапию и до сих пор ничего не умею»). Это только усиливает внутреннее напряжение, которое снова будет разрешаться нездоровыми способами, что снова усилит напряжение, и так далее. У пограничного в таком саморазрушительном цикле нарастает суицидальный риск. Суициды вообще часто встречаются у людей с пограничным расстройством личности: кроме демонстративных суицидальных попыток с социальной нагрузкой, на протяжении всей жизни завершенные суициды встречаются у 3–10 % таких людей. Эмоциональная боль может в действительности становиться совершенно невыносимой.

Цельность личности укрепляется при росте знаний о себе и укреплении самых разнообразных границ. Пограничный человек не знает, где заканчивается он и начинается другой, не чувствует путаницы и смешанности ролей, недостаточно хорошо или вообще не ориентируется в том, что для него приемлемо, а что нет. У человека с ПРЛ при его внутренней хаотичности есть огромная потребность в слиянии с другим, бессознательно ему хочется построить everythingship, «всё-отношения», в которых другой человек будет и другом, и партнером в делах, и любовником, объектом романтических чувств, и терапевтом, и матерью, и дочерью, чтобы закрыть все собственные дефициты. При этом огромном желании одной из самых полезных вещей является не слияние с другим человеком, а обнаружение другого человека в его отличиях, поскольку когда появляется Другой – появляется и Я. Так или иначе пограничный человек нападает и на границы терапевта – на его сеттинг, на границы ролей «терапевт – клиент», на его потребности. Это раз за разом должно заканчиваться фрустрацией, которая при достаточной поддержке со временем превратится в границы личности и отношений.