Однажды, когда в середине лета отец послал его с братьями собирать урожай, он увидел сон, совсем непохожий на то, что обычно снится людям, и, проснувшись, поведал о нем братьям, чтобы они объяснили ему значение сна. Он сказал, что видел прошедшей ночью, как его сноп пшеницы остался неподвижен на том месте, где был поставлен, а их снопы подбежали к его снопу и склонились перед ним, словно рабы перед господином. Братья же поняли, что сон предвещает ему могущество, великие деяния и будущую власть над ними, но ничего не сказали Иосифу об этом, словно сон остался им непонятен. И молясь о том, чтобы ни одно из их предположений не сбылось, они еще больше возненавидели его.
И вот в воздаяние за их зависть господь послал Иосифу второе сновидение, намного удивительнее предыдущего. Ему привиделось, что солнце вместе с луной и другими звездами спустилось на землю и склонилось перед ним. Не ожидая никакого зла от платьев, он в их присутствии рассказал отцу о своем сновидении, прося объяснить ему его значение. А тот, довольный этим сном, подумал о том, что он предвещает, мудро и безошибочно разгадал сновидение и возрадовался великим предзнаменованиям — сын его будет счастлив; придет время, когда бог доставит Иосифу почет, а родители и братья будут преклоняться перед ним. При этом луну и солнце он уподобил матери и отцу — ведь первая растит и питает все сущее, второе же придает ему форму и наделяет силой, а звезды — братьям, ибо их было одиннадцати, столько же, сколько звезд, что получают силу от солнца и луны.
Так разумно истолковал Иаков сновидение. Братья же Иосифа сильно опечалились и повели себя так, словно какому-то чужому человеку, а не их брату суждены были возвещенные в этих снах блага, часть которых, естественно, досталась бы и им. Ведь все они были дети одного отца и всем предстояло одинаковое благополучие. И вот ими овладело желание убить юношу. Сговорившись, они после окончания жатвы отправились в Сихем[19]
— там хорошие пастбища и много корма — и стали пасти там стада, не сказав отцу, что идут туда. А тот ни о чем не знал и, видя, что не приходит к нему никто из пастухов, которые сообщили бы достоверные сведения о сыновьях, все с большей печалью думал о них. И, охваченный тревогой, он послал к стадам Иосифа узнать о братьях и известить о них отца.3. А те, увидя пришедшего к ним брата, обрадовались ему, но не как родственнику и посланцу от отца, а как врагу, которого божья воля отдала в их руки. И не желая упустить удобный случай, они решили тут же убить его. Тогда старший среди них, Рувим, видя их замысел и единодушие в этом деле, попытался удержать их, рисуя всю тяжесть преступления и его мерзость: если преступно перед богом и нечестиво перед людьми убить даже чужого человека, то насколько отвратительней убийство брата, смерть которого принесет незаслуженное страдание отцу и повергнет в скорбь мать, бесчеловечным образом лишенную сына. Пусть устыдятся они этого, пусть представят, что испытали бы, если бы у них самих умер добрый сын и притом младший, пусть откажутся от своего намерения — убеждал их Рувим. Пусть побоятся бога, который стал уже свидетелем их злоумышления, но умилостивится, если они отступятся от этого дела, раскаются и образумятся. Если же они исполнят свой замысел, то не сыщется такой кары, которой не подвергнет их господь за братоубийство, — ведь они оскорбят его вездесущее провидение, от которого не укрывается ни одно деяние, совершается ли оно в пустыне или в городах. Ибо где находится человек, там присутствует и бог. К тому же собственная совесть, говорил он, будет их терзать, а от совести они не уйдут, — все равно, чиста ли она или запятнана убийством брата. К этому он прибавил, что нечестиво лишать жизни брата, даже если он в чем-нибудь провинился, и похвально не питать злобы к столь близким людям, даже уличенным в дурном поступке. А они собираются погубить Иосифа, который не причинил им никакого зла, который по слабости, свойственной его возрасту, нуждается скорее в сострадании и заботе братьев. Да и сама причина убийства делает их поступок еще страшнее, ибо они решили лишить его жизни из зависти к его будущему благополучию, в котором имели бы с ним равную долю, — они ведь ему не чужие, а родные. Как на свое пусть смотрят они на то, что бог дарует Иосифу, и пусть знают: тем грознее будет божий гнев, что они убьют человека, свыше сочтенного достойным этих желанных благ, и отнимут у господа того, кому он сулил свою милость.
Ахилл Татий , Борис Исаакович Ярхо , Гай Арбитр Петроний , Гай Петроний , Гай Петроний Арбитр , Лонг , . Лонг , Луций Апулей , Сергей Петрович Кондратьев
Античная литература / Древние книги