Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

Жорес Медведев вспоминал первую лекцию Лысенко в Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева, где тот заявил, что «лошадь может быть живой лишь во взаимодействии со средой, а без такого взаимодействия – это уже не лошадь, а труп»[932]. Перефразируя Лысенко, можно было бы сказать, что соцреализм был средой «мичуринской биологии», без взаимодействия с которой она просто не могла бы состояться, поскольку именно соцреализм выполнял фундаментальную для науки опытно-верификационную функцию, связывая теорию с произведенной им самим фиктивной реальностью. Все это делает Лысенко одной из наиболее интересных фигур культурной истории сталинизма.

Но его «творческий дарвинизм» не мог бы состояться также без поддержки политических институтов, задававших параметры функционирования науки в условиях сталинизма. Сталинская наука строилась в соответствии с принципами сталинской политики. Подобно тому как сталинизм был пронизан бюрократической иерархией, сталинская наука также строилась на принципах вертикального подчинения назначенным авторитетам. Подобно тому как политический пантеон сталинизма предполагал мертвого и живого отца, сталинская наука имела подобных отцов в каждой дисциплине (Мичурин в биологии, Павлов в физиологии, Пирогов в медицине, Менделеев в химии и т. д.). Подобно тому как сталинизм не признавал альтернативных политических «уклонов», сталинская наука была основана на борьбе с разного рода «искривлениями» (соответственно, в каждой дисциплине признавалось одно направление во главе с назначенным лидером). Подобно тому как сталинская политика была основана на известной сталинской формуле: «Принципы побеждают, а не „примиряются“», сталинская наука также утверждала безальтернативность. Подобно тому как сталинская политика была основана на оппортунизме, сталинская наука подвергалась постоянному давлению с тем, чтобы соответствовать актуальной политической линии, оправдывать ее.

И хотя все это в целом характерно было для сталинской политики, экономики, культуры, искусства, в науке происходил серьезный сбой: производя знание, наука основана на верификации и постоянно апеллирует к реальности. Если в сфере политики и экономики ломка этой реальности легитимировалась апелляцией к идеологии и обеспечивалась политической волей, если искусство могло оправдать любое искажение реальности эстетически, то наука не имела подобных оснований. Напротив, самое ее оправдание состоит в познании реальности, а процедуры верификации прочно закреплены в институтах, ритуалах, стандартах и этике. Поэтому сталинизм меняет сам raison d’être науки, подвергая ее особо усиленной обработке, цель которой – утвердить новый статус науки, связанной не столько с реальностью, сколько с идеологией, которая, в свою очередь, является лишь рационализацией и легитимацией политической воли Сталина.

История советской генетики – образцовый случай: именно в ней разгром, учиненный Сталиным при помощи Лысенко и его подручных, был наиболее зримым, и неслучайно поэтому он наиболее исследован[933]. Другие кампании носили менее радикальный характер, были менее масштабны или привели к куда менее драматичным последствиям. Так, после августовской 1948 года сессии ВАСХНИЛ прошли сессии АН СССР и АМН СССР по борьбе с идеализмом в физиологии (28 июня – 4 июля 1950) и квантовой химии (июнь 1951)[934], тщательно готовилась идеологическая дискуссия о фундаментальных физических теориях ХX века, которая, как показывают архивные материалы, должна была закончиться разгромом в физике. Последняя, к счастью, не состоялась, причиной чему была задействованность ведущих советских физиков в атомном проекте[935] (следует помнить, что само расширение секретных исследований и страх перед научно-техническим шпионажем в условиях холодной войны вели к международной изоляции науки в СССР и были подкреплены целой серией политических акций и институциональных ограничений).

Но независимо от хода каждой кампании и от того, кто фигурировал на переднем плане, их инициатором и организатором всегда оставался Сталин. Автор многочисленных книг по истории советской биологии и лысенковщине Валерий Сойфер, проанализировав архивные материалы, пришел к однозначному выводу о том, кто инициировал схватку в науке и руководил ею: «Ясно, что закоперщиком, главной движущей силой в процессе многолетней травли биологов, в особенности генетиков, был именно Сталин, который всю жизнь, с юности был одержим идеей о прямом влиянии среды на всё (на человека, на общество, на природу в целом, на экономические взаимоотношения)»[936].

Живой интерес Сталина к естественно-научным дисциплинам и активные и изощренные усилия, которые он предпринимал для утверждения тех или иных направлений в них, были связаны с его глубокой верой в большевистскую «переделку», «перековку», «преобразование» человека и природы. Все, что рождалось из брутального активизма, что было пронизано революционным титанизмом, требовало поддержки.