Не нарушается путь мира сиянием разума в мире… Человек, который из-за тех или иных совершенных им поступков постоянно страдает, чтобы избавиться от бед, [живые] существа убивает неоднократно; затем он еще много новых дел затевает. И опять из-за них страдает, как больной, принимающий неподходящее лекарство. Так непрестанно, ослепленный заблуждением, маревом счастья среди мучений, завлекается и всегда пахтается своими собственными делами, будто мутовкой, и, связанный своими же делами, он вынужден рождаться. Тяжко уязвимый, он так, как в колесе, вертится… А ты отвращайся от уз, от дел отвращайся! Стань всезнающим, всепобеждающим, отвращенным от быванья! Уже многие избегли новых сетей уравновешенностью, силой умерщвления плоти. Новых сетей избегнув, достигли совершенной праведности, начала неуязвимого блаженства… Беспечальный, умиротворяющий благой устав, предназначенный для уничтожения скорби, получают успокоившие разум и, получив, преуспевают в счастье. Тысячам горестных состояний, сотням ужасающих состояний изо дня в день подвергается заблудший, отрешенного же [они не тревожат]. Поэтому ради уничтоженья нежелательного выслушай: когда разум подчинен воле, достигается уничтожение скорби… Способ устранить страданье – о нем не думать, ведь думой его не избегнешь, а лишь еще больше растравишь.
Сердечную скорбь отгоняют познаньем, телесную – зельем, насколько ведуны способны; негоже уподобляться младенцам. Мимолетны красота, юность, жизнь, здоровье, забота о вещах и дружеские связи; за них цепляться не следует. О горестях одного весь народ скорбеть не может, пусть [тот] сам противодействует скорби, если видит выход. В жизни страдание преобладает над удовольствием, в этом нет сомненья. Влечение к чувственным предметам от заблуждения [возникает]; а смерть [всегда] нежеланна. Муж, полностью покидающий двоицу: несчастье-счастье, – уходит в бесконечное, об этом не скорбя. В беде человек покидает пожитки, да и хранить их не радость; их трудно добыть, а об утрате нечего думать. Попеременно человек приходит то к тем, то к иным достаткам; Несытыми невежды уходят, и удовлетворенными – отвлеченные. Конец всякого богатства – потеря; конец возвышенья – паденье; конец сочетанья – разлука; смерть – конец жизни. И нет конца жажде [жизни]; удовлетворенность есть высшее счастье, поэтому удовлетворенность здесь – настоящее богатство, мы мимолетны, как миг, и движемся без остановки, но раз и тела наши непостоянны, то что считать постоянным? Кто, размышляя об [истинном] Бытии, в существах запредельное постигает, тот не скорбит, когда вынужден уходить: на высший путь он взирает. Но если он еще не пресытился желанным, если еще хлопочет, то смерть, [его] ухватив, уносит, как тигр, что на скот нападает.
Итак, нужно стремиться найти способ полностью освободиться от бедствий; освобожденный, не скорбя, не предпринимая начинаний, да будет бесстрастен. Касания, образа, вкуса, запаха, слова «богатый» и «бедный» не воспринимают как-либо различно. До сочетания друг с другом существа не подвластны страданью, нечего, значит, скорбеть при разлуке, пребывая в природе. Суровостью нужно воздерживаться от полового общения и чревоугодья; руки, ноги [нужно сдерживать] глазом; глаз и слух – рассудком, его и речь обуздывают познаньем. Следует воздерживаться от участия в хвале, порицанье; кто отрешенно уходит, без самомненья, тот счастлив. Кто сидит своим внутренним «я», довольный, безучастно, без желаний, кто странствует с самим собою, тот бывает счастлив…
Когда происходит смена счастья-несчастья, ни знание, ни благонравие, ни мужество тут не помогут. От себя самого нужно стараться избавиться и не впадать в унынье. От старости, смерти, болезни нужно себя оберегать, как друга. Ведь болезни телесные и душевные пронзают тело, как остроразящие стрелы, пущенные из тугого лука. Если потрясенный страстями, истомленный и желает жизни, все же, вопреки его воле, к погибели влечется тело. Уплывают безвозвратно, как воды потока, дни и ночи, ущербляя век смертных. Светлые, кто ищет наслаждений, тот их получал бы согласно желанью, если бы высшее не сдерживало плод деятельности человека. Но владеющие собой, благие, разумные люди, уничтожившие свою карму, от плодов свободны. Другие же, худоумные, ничтожнейшие, недобрые люди, как бы отрешившиеся от надежд, [в действительности] до всего жадны… Некоторые же другие вредить существам всегда готовы; обольщая весь мир, заматерели в усладах. Некоторые сидят недвижимо, утвердясь в блаженстве, иные, стремящиеся к делам, недостижимого не достигают.