Пожар Латинского проспекта

— С наступающим тебя Рождеством!.. Как вы-то Новый год встретили?.. Да! Ты тоже смотрел это?! — воскликнула она. — Вот видишь, как здорово можно научиться танцевать — всё в наших руках!.. Ну, будут ведь ещё турниры!.. Выбрось из головы — уж

мы-то точно ни в чём не виноваты!

— А ведь Серёге, заикнись только он о какой-то вечеринке, ты бы глаза выцарапала! — Любовь делала меня безрассудным.

Она помедлила секунду.

— Нет!

— Ты благодушна.

Мы ещё поговорили чуть, и это был замечательный разговор, лившийся легко и просто — как мелодии латины.

— …Целую! Гавриле «Джапан» — привет!.. Целую!

«Целую» — два раза!

Спасибо Тебе, Небо!..

Пусть медленно ползёт та серая улитка,

Зато не свалится, не отпадёт — наверняка!

Ведь делать надо так, чтоб эта плитка

Здесь накрепко стояла не года — века!

Чудесная, всё же, у меня работа! Замечательная! Мужская. Да, бывает, и пылью подышишь, кирпич ли, камень подрезая, — так ты ж не «гамота» припудренная!.. Грязная? Да разве — если руки в растворе, а не в крови? Ничего ты у этого мира не отнимаешь, наоборот — что-то в него несёшь: ты — созидатель!

А не будь работы этой, так бы ярок был свет тех софитов, что в студии одной?!. Разве легло бы это новое, светлое, чистое так тебе на душу, разве так радовало бы теперь?

Ни в жизнь!

Так что благодари те кирпичи, что стоят по углам камина, как в стенах закоулков кварталов латинских, где знают и труд, и нужду, и оттого, конечно, так ведают толк в зажигательных своих ритмах, огнём страсти которых всё и опалено!..

…А ведь звонила она, не зная точно, что я не дома.

Смелая!

И под розовеющий вечер, когда угасающее солнце крестило стену с камином оконным переплётом, припёрлись хозяева с другой семейной парой, и Гаврила, завидев их издалека, тотчас зажёг в камине пионерский костёр из досок маленького ящика из-под плиток. Чтоб «заценили» тягу безупречную.

Показушник — пробы ставить негде!

Но ведь убывала плитка-то, убывала!..

* * *

А вечером, по моей законной просьбе (как «стёклушко» же я домой приехал!), нагадала мне Таня под Рождество:

— Большие перемены. В первой половине года уедешь далеко- далеко…

В море, конечно, пойду!

— Проблема денег перестанет волновать… Я буду тебя выгонять, а ты будешь противиться…

Нет, Таня, не буду!

— Выпадает тебе новая работа…

Новое — хорошо забытое старое: «Здравствуй, трюм мой милый!»

— Новое место жительства даже!..

«My ship is my home»! Моё судно — мой дом!

— И новая любовь — глубокое чувство…

Не надо мне новой, Таня, и никакой другой — не надо!.. Да и в какой уж омут — глубже?..

* * *

Татьяна слыла известной умелицей по части гаданий. Она гадала (и немало из того сбывалось) многим своим подругам и коллегам. И Любе — тоже. До турнира, теперь, наверное, надо было полагать…

А ночью ещё и сон приснился — с Ней впервые. Да и не с ней одной… Серёги оба были, и вчетвером, взявшись за руки, переходили они мостик — почти такой же ажурный, как через пруд на Ушакова. Четвёртым-то медвежонок увязался — невесть откуда. Но одет с иголочки — Люба явно постаралась. Сама-то она волосы в хвост собрала: по сну понималось, что очень на что-то сердита. На меня, наверное… А я-то ничего и не делал! Сидел себе тихонько в задних рядах (и во сне — заднескамеечник!) просторного зала серо-ступенчатого здания с большими окнами, в котором угадывалась школа — моя! — бывшая теперь думой — царско- российской ещё (эка занесло!). Вот мимо её окон, спустившись с мостика, квартет гуляющих и прошёл. И в повороте Её головы я вдруг совершенно ясно увидел одновременно и ту — музу № 1.

Вот уж, кого не ждали…

Но что творится нынче в мире,

В дни эти, где позёмка всё мела!

То муза прошлая, к Гавриле,

На ночь не глядя, запросто пришла.

И смог Гаврила объясниться

(И не смотри, что то был сон).

Пришлось, конечно, извиниться:

«Я настоящей, истинной отныне музе посвящён!»

Предатель!

А ведь ты тоже когда-то жил ею. Той — музой № 1! Ей посвятил заглавную повесть, да и всю, по существу, свою книжицу.

Ясно — много большего она была достойна. Умница. Чуть, может, противоречивая — в юности своей прекрасной. И потому ещё, что яркая.

Появившаяся в моей жизни Татьяна, со свойственной ей мудростью, вмиг поставила девушку на место: «Она — твоя муза».

Смог бы до конца Гаврила девчонке голову задурить — совсем к тому немного оставалось. Но сильная Татьяна, с ходу в карьер, во время одной вечерней прогулки, меня, что-то о высоких чувствах блеющего, «за метлу» и «прихватила»:

— Ты делаешь мне предложение?

Я только рот и успел открыть…

— Так — нас по психологии учили: женщина определяется в течение минуты… Так… Шестьдесят три… Шестьдесят шесть — я согласна!

«Так» — так «так»! Так или иначе, но, по прошествии лет, я теперь ни о чем не жалел.

Муза № 1 растила двух детишек в добропорядочной своей семье, со спокойным и добрым, чинным мужем, и была, конечно, счастлива.

Так ведь, того я ей всегда и желал!

А какого бы лиха со мной хлебнула?..

Потому как: «Шестьдесят шесть»!..

Если с одной обручился,

Должен с другой попрощаться —

Не нами придуман закон.

/Gavrilla Japan/