В ответ на это Вандерхоф одним взглядом в зеркало отрастил новую руку и вырос на два фута, а затем двинулся на противника. Схватив трость, он разломал ее на шесть частей, по одной на каждую руку, и принялся отбивать барабанную дробь но телу пьяного. Впрочем, сразу прекратил, потому что возникла другая идея: до смерти запугать обидчика. Еще никогда его не охватывала столь жгучая жажда мести. Промелькнула тревожная мысль: сейчас разумнее было бы убраться, не дожидаясь новых неприятностей. Но… какого черта?!
Вандерхоф ухмылялся, слушая крики ужаса и боли.
– Он сожрет меня! – орал пьяница. – Не дайте ему меня сожрать!
– Вот они, сержант, – произнес кто-то. – Смотрите, этот урод совсем чокнулся.
– И правда урод, – прозвучал хриплый голос. – Но кто тут чокнулся, так это я. Вы только гляньте на эту страхолюдину!
– Я смотрю на эту страхолюдину уже минут десять, – ответили сержанту, – с тех пор как нажал тревожную кнопку. С вами целый отряд, арестуйте негодяя, пока он не убил посетителя!
Обернувшись, Вандерхоф увидел в дверях плотного седого старика в полицейской форме, а позади него группу мужчин в штатском, чья профессия угадывалась с одного взгляда. Ведь каждый носил оружие.
Воспользовавшись заминкой Вандерхофа, человек с лошадиным лицом вырвался на свободу. Тим, кипя от ярости, пустился в погоню. В дверях при его приближении воцарился хаос; протолкавшись, Вандерхоф устремился за своей жертвой.
Ой-ой-ой! Пуля, свистнувшая возле уха, заставила его передумать. Вандерхоф забежал за оркестровую эстраду. Перед ним теперь никого не было – пьяница благополучно удрал, – зато позади раздавались голоса:
– Он где-то здесь! Поймайте его! Парни, держите оружие наготове!
Вандерхоф сосредоточился, представил пьяницу – и принял его облик. Он выскочил из-за эстрады, едва не врезавшись в сержанта и его помощников в штатском.
– Эй, ты…
– Он пошел туда! – вскричал Вандерхоф. – За ним! Не дайте ему уйти!
И, не дожидаясь ответа, припустил к выходу. Сержант и его команда изумленно переглянулись и бросились в указанном Тимом направлении.
Вандерхоф выскочил на улицу, прижался к стене павильона и стал усиленно вспоминать лицо одного из полицейских в штатском. И разумеется, трансформировался.
Появился сержант, увидел Вандерхофа и проревел:
– Где он, Клэнси?! Куда рванул?!
– Туда! – показал лже-Клэнси.
Толпа детективов хлынула вдогонку, увлекая с собой и Вандерхофа. Но тот, кого искали полицейские, – урод с шестью руками и нечеловеческой головой – уже исчез с лица земли.
Спустя десять минут Вандерхоф в своем собственном облике ехал в метро обратно на Манхэттен. Оторваться от ничего не подозревающих детективов было довольно легко. Все, чего Вандерхоф теперь хотел, – это убраться с Кони-Айленда. Его нервы были на пределе, им срочно требовалась тишина.
И в поисках тишины он вернулся в самый неподходящий для этого город – Нью-Йорк.
Вандерхоф по-прежнему злился на пьяницу: вот бы еще разок стукнуть гада! Но увы, вмешалась полиция. Возмущение не оставляло Тима, пока он не заметил мужчину с взъерошенными иссиня-черными волосами и злобным блеском в глазах. Этот тип смахивал на С. Хортона Уокера, президента «Свелт шоп».
«Уокер… К черту Уокера! – подумал человек-хамелеон. – Уволить меня решил, вот как? Только из-за блажи полковника Квестера?! Р-р-р…»
Тут он вспомнил о сегодняшнем модном показе и ухмыльнулся исключительно зловеще. «Увольняешь, да? – риторически спросил он, на мгновение обернувшись Аяксом. – Что ж, я заставлю тебя передумать!»
По дороге к бутику на Пятой авеню Вандерхоф все еще размышлял. Он уже совсем освоился с возможностями человека-хамелеона, легко принимал чужой внешний вид, за исключением одежды. И требовалось лишь чуточку воли, чтобы снова стать самим собой. Неплохо, неплохо. Но что дальше?
Когда Вандерхоф незамеченным проскользнул за кулисы подиума «Свелт шоп», показ мод был в самом разгаре. Зрительницы, эти увешанные тоннами бриллиантов вдовы и девицы, поглощали канапе и прочие закуски, пока мужчины всех сортов и званий нервно ждали их – своих жен, дочерей и подруг. Для первого показа эксклюзивных платьев «Свелт шоп», как и ожидалось, была выбрана Парк-авеню. По «языку» порхали манекенщицы. С. Хортон Уокер в великолепно подогнанном костюме возвышался над всем и всеми, как никогда походя на полуобритую обезьяну.
– А где двенадцатая модель? – осведомилась поизносившаяся светская львица, напрягая все свои подбородки. – Когда же мы увидим эксклюзивную модель номер двенадцать, мистер Уокер?
– Скоро, – пообещал Уокер, потирая руки. – Очень скоро, миссис Смайт-Кенникотт-Смайт.
Вандерхоф, глядя из-за бордового занавеса, прикусил губу. О двенадцатой модели дамы уже наслышаны. Суперэксклюзив, одно-единственное платье на весь мир. И когда его покажут, ставки будут запредельными, почти как на великосветском аукционе. Вероятно, платье достанется миссис Смайт-Кенникотт-Смайт, богатейшей и, мягко говоря, очень именитой женщине Нью-Йорка.
– Идите вы к черту, мистер Уокер, – тихо сказал Вандерхоф и помчался в раздевалку, задержавшись лишь при виде Сьюзен Вейл.