Читаем Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта полностью

Сценарии боли мы усваиваем извне — благодаря учебе, воспитанию, научной среде и интересам, — и то, как они работают, зависит от авторитетности источника. Утверждая, что культура оказывает воздействие на что-то, мы упускаем из виду агентов этого воздействия. Кто они — те, кто повелевает нами и определяет нашу жизнь? Кто или что интерпретирует формальное, эзотерическое, элитарное знание и превращает его в повседневные практики, которые пусть фрагментарно, но приобщают людей, которым больно, к этому высшему знанию? Если мы хотим познать все превратности переживания боли, необходимо воздать должное составителям и редакторам условий этого опыта. Я бегло продемонстрировал, что формальное знание о боли условно и всецело зависит от языка, веры и инерции культуры. В повседневной жизни оно превращается в ситуативное переживание. Связь между познанием боли — или претензией на знание — и непосредственным ее переживанием занимает центральное место в этой истории. Оно разрушает глубоко укоренившееся представление о том, что самочувствие человека, особенно когда ему больно, всегда естественно и универсально. Я полагаю, что ощущение боли — продукт производства, даже если в моменте кажется, что оно возникает естественным образом. Оно проявляется в соответствии со сценарием и всегда обусловлено ситуативными рамками. Чтобы понять историю и современную политику боли в процессе рождения соответствующего знания, необходимо подсветить процессы возникновения боли, которые так легко спрятать или сокрыть. Важно то, как человек представляет себе происходящее с ним, и неважно, оперирует ли он образами потоков энергии или гуморов, проводов или компьютерных процессов. Ощущение боли напрямую связано с общепринятым представлением о том, как она устроена.

Глава 2. Опыт. Объективность против субъективности

Утверждение, что ощущение напрямую связано с общепринятым представлением о том, как явление устроено, вовсе не означает, что ощущение всегда (или хотя бы в некоторых случаях) соотносится с заданными концептуальными рамками. Доступные категории боли не всегда помогают описать ощущение от нее. Это, в свою очередь, может порождать еще большее страдание, которое невозможно ни назвать, ни выразить. Что же происходит, если мы не можем «прочесть» «сценарий»? Прописана ли в нем возможность импровизации?{4} В этой главе речь пойдет о соотношении знаний о боли и медицинских практик ее измерения и оценки. Я остановлюсь на том, как устроены современные представления о болевой чувствительности, болевых порогах и боли как автоматической и автономной биологической функции, которая подчиняется собственной логике рефлексов, реакций и проявлений. Все это помогает понять ученых и их попытки представить боль как объективное явление, которое можно изучать и измерять безотносительно к человеку и его чувствам. Помимо очевидного — свидетельства пациентов совершенно не принимаются во внимание, претензия на объективность всегда была по своей природе политической. В основе утверждений о зависимости болевой чувствительности от биологических причин лежат расизм, мизогиния, а также классовая, возрастная и видовая дискриминация. Объективность — это пространство, в котором отсутствие чувствительности, сверхчувствительность, несущественное и, наоборот, достоверное категоризируются в соответствии с механическими и визуальными доказательствами. Механическое измерение боли использовалось для описания того, как она выглядит — на теле, лице или графике — и как ощущается. Таким образом, история этого измерения должна сосредоточиться на том, как измерительные инструменты использовались для применения сформулированных медициной сценариев, определявших, кто и что может испытывать боль и в какой степени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука