Познавший гармонию

«Глаза, Г., совсем отказали. Не видел ничего, ну совсем ничего. Думал даже отказаться от турнира, а неудобно: все-таки только четыре участника. Спрашивать у судей, сколько ходов сделано – нельзя. Даже записывать по-настоящему не мог, как-то поднес поближе к глазам собственный бланк, так сам ничего не мог разобрать, каракули какие-то…

… а вы заметили, Г., как я на закрытии пел и верхнее “ля” взял, значит, уже в тенора перехожу… А диск я выпустил фактически на свои деньги – получил от спонсоров только пять тысяч долларов, пришлось свои восемь докладывать…»

Аэропорт. На двоих один чемодан с оторванной ручкой, вместо нее скрученная вдвое бельевая веревка. По виду – куплен чемодан еще в 53-м году в Швейцарии. «Зато ни с каким другим не перепутаешь!»

Попрощались уже, но вдруг отошел в сторону и с истомой душевной: «Вспомнил снова, какую партию вчера ван Вели проиграл… Сначала преимущество очевидное было, потом равно, а потом… – нет, ужасно, ужасно, прямо наваждение какое-то… Повела куда-то руку нечистая сила…» И качая головой, пошел к паспортному контролю.

Уже в глубоко послеперестроечное время вышли однажды из Клуба на Гоголевском. Он оглянулся по сторонам, мы были вдвоем.

«Хочу с вами посоветоваться, Г. Имею приглашение…» – называется южноамериканская страна, экзотическая, далекая, с разницей немалой во времени и температуре. Условия – в высшей степени скромные.

«Что вы, Г., думаете?»

«Странное приглашение, В.В., наверное, надо отказаться».

«Как отказаться? Так ведь приглашение! Да и заграничный турнир! Вы думаете, нужно больше просить?»

Для маленького Васи Смыслова, приходившего с отцом на московские турниры тридцатых годов, Ласкер и Капабланка были не только великими шахматистами, но и иностранцами, инопланетянами. После войны стал он сам регулярно ездить за границу. Что это значило тогда, может по-настоящему оценить только старшее поколение советских людей.

Заполнение различных анкет, проверки на всех уровнях, характеристики, собеседования и инструктажи в райкомах, горкомах, а то и в ЦК партии. Бывало, на документах стояла подпись людей ближайшего окружения Сталина, а то и его самого.

Хотя в последующие времена положение смягчилось, наличие «чистой анкеты», обязательное прохождение всевозможных инстанций, волнение едва ли не до последнего дня, до посадки в самолет, напряжение во время самой поездки – всё осталось прежним.

Эти поездки означали помимо престижности, материальные блага, получение валюты или валютных сертификатов, делавших обладателя их богатым по меркам Советского Союза человеком.

Выезд на международный турнир был событием для любого советского гроссмейстера и значил совсем не то же самое, что для его западноевропейского коллеги. Поэтому едва ли не до самого конца он с трепетом относился к любой поездке за рубеж.

Заграница!

* * *

Пение было его страстью. В молодости задумывался о профессиональной карьере. В 1951 году прослушивался в Большом театре, прошел первый тур, но срезался во втором… Думал и о Мариинском (тогда Кировском). Художественный руководитель и дирижер театра Борис Хайкин, выслушав Смыслова, отметил его голос, технику, и согласился принять в труппу. Но при условии: на афише «Пиковой дамы» будет написано: «в роли Елецкого – гроссмейстер Василий Смыслов».

Любимым певцом Смыслова был Карузо и В.В. часто рассказывал, как великий итальянец явился к нему во сне и дал важные указания по певческой технике. Зная, как доставить удовольствие, подарил книгу о его любимце. Жена читала книгу вслух, а открытку, посланную ему из Сорренто, где умер Карузо, видел однажды у него на столе на даче.

В Тилбурге за завтраком к нашему столу в ресторане подсел Эрик Лоброн. Представив их, сказал, что немецкий гроссмейстер тоже увлекается пением. Оживился В.В. – «А как вы это делаете?»

«Обычно я пою по утрам под душем…»

«Нет, я спрашиваю, как диафрагма у вас при этом расположена?.. Вы, Г., переведите ему, что всё дело в дыхании, в дыхании. Поэтому расположение диафрагмы очень важно. Я, например, тоже раньше диафрагму неверно держал. Она должна вся работать, а не только часть ее. Мне Карузо всё рассказал… Пусть симпатичный молодой человек и не сомневается…»

Смыслов встал и для подтверждения своих слов в утреннем ресторанном зале взял несколько нот.

Любил поговорить о современных исполнителях: «Я вот давеча концерт Хворостовского по телевизору слушал. Общее впечатление: голос, конечно, сильный, но недостает ему эмоциональности. В конце, правда, распелся, когда песни неаполитанские пел, а вот когда русские народные – суховато выходило. Технически гладко, но какие-то звуки – нечетки, а у Шаляпина-то ведь как было? Все звуки выпевались. И как! И учитель мой, Злобин Константин Васильевич, царствие ему небесное, тоже меня всегда учил: требуется отточенность звуков, особенно гласных: о, е, а, у… Хотя, слов нет, певец отличный Хворостовский…