Позорная грамота

Я же, в отличие от Лёши, не терялся. Подобно продвинутому энэлписту, я воспользовался его замешательством – быстро подошел, протянул ему руку как хорошему знакомому и непринужденно заговорил:

– Привет, Лёша! Я принес тебе статью на вычитку. Надеюсь, что она тебе понравится – это очень хорошая статья.

Лёша был польщен таким почтительным обращением к нему – чисто семейная черта. Но для полноты ощущений надо было еще вытереть об меня ноги.

И он сказал, высокомерно задрав подбородок:

– Нам больше не нужна твоя статья.

Тщеславие победило в нем страх, в отличие от его мамаши, которая говорила то же самое, но только с дрожью в голосе.

– Верно, то же самое мне сказала и твоя мать, – подтвердил я. – Но ты забыл предупредить меня об этом заранее, и вот теперь я здесь.

Я радостно улыбался, хоть мне было совсем невесело, разглядывая его щетинистые волосы на круглой голове, его обезьянью мимику, его кичливую одежду, его сияющий триколор, пришпиленный к лацкану пиджака… Неожиданно я заметил в нагрудном кармане, где обычно носят носовой платок, подозрительную вещицу, которая, насколько я знал, не входит в обязательный арсенал охранника.

– Какой интересный у тебя телефон, дай посмотреть?! – я быстро выхватил у него из кармана продолговатый, плоский предмет черного цвета с несколькими серебристыми кнопочками и сетчатой верхней частью.

Лёша инстинктивно сделал хватательное движение, но поздно – пальцы сомкнулись на пустом месте – моя реакция оказалась быстрее. Тогда он потянулся ко мне рукой. Я резко выставил перед собой свободную ладонь и, держа Лёшу на отдалении, сказал:

– Спокойно, Лёша, ты что, хочешь, чтобы сюда все сбежались?

До него дошло, что лучше пока не дергаться, и он немного расслабился. Я вернул руку из-за спины и стал театрально вертеть черную штуковину прямо перед глазами, делая вид, что рассматриваю ее как некую диковинку.

– Так это не телефо-он… Счетчик Гейгера? Не знал, что тут так опасно.

– Да. А теперь, это самое, отдай его мне, – Лёша опять протянул растопыренную пятерню, а я снова отстранил его.

Я прекрасно знал, что это такое, но просто дурачился, чтобы позлить Лёшу. У меня в руке был современный цифровой диктофон со сменными картами памяти – профессиональный журналистский гаджет. На небольшом экране отображались разные значки и пиктограммы, среди которых пульсирующей точкой мигал сигнал записи. Круглой четырехпозиционной клавишей я остановил запись, немного перемотал назад и нажал на воспроизведение – из динамика раздался грудной женский голос, прямо как у председателя думы: «…Берт Альбертыч, озвучьте нам, пожалуйста, предложения по бюджету…» – дальше послышались шорохи, шаги, и вдруг я услышал свой голос: «Привет, Лёша, я принес тебе статью на вычитку…»

Я выключил воспроизведение и снова повертел в руках чудо техники.

– Современный, с функцией записи, – продолжил я играть на нервах.

Лёша стоял ни жив ни мертв. Чтобы его расшевелить, я поднял диктофон в вытянутой руке над головой и, помахивая им перед камерой наблюдения на потолке, громко сказал на весь коридор:

– Здесь у каждого в кармане такая штука?

Лёша чуть съежился, а я, понизив голос, доверительно спросил:

– Или Бабуин дал его только тебе?

– Ну теперь он тебе, это самое, ус-строит… – процедил тот в ответ сквозь зубы.

В свои сорок с небольшим Лёша Липа уже был пропитым алкоголиком. Он больше не мог контролировать свои эмоции, а его умственные способности – и без того недостаточно развитые – были окончательно поражены алкогольной интоксикацией, а ведь мы были почти что ровесниками.

Теперь оставалось только поднажать на него, и я резко сменил насмешливый тон на строгий:

– Собирайся, Лёша, пойдешь со мной – меня ждут со всеми материалами у руководителя аппарата. А это, – я подкинул на ладони диктофон, – я отдам Шишмариди. Здесь как раз слышно, как я отчитываюсь перед тобой о выполнении работы, ведь им нужно знать, кто заказчик статьи.

Внезапно Лёшино лицо вытянулось, и он заговорил другим голосом, как будто клянчил у меня взаймы до получки, потому что «трубы горят». Я не думаю, что он так быстро смекнул про возможный скандал и тому подобное. Мне кажется, он просто дико испугался за себя, и потому поспешил поскорее сдать своего «работодателя»:

– Не надо… Это самое, он угрожал, что если я не буду, это самое, делать, то пострадает мать.

– Как это происходит? – Я показал на диктофон.

– Я каждый день записываю, это самое, все подряд, на листочке отмечаю под номерами, значит, что и когда записал, а вечером отвожу ему в офис, как его, флэшку и забираю чистую.

Ну вот и все, подумалось мне, мое расследование завершено. Я стоял на красной ковровой дорожке в здании администрации Горноморска на шестом этаже, а передо мной трясся от страха убогий никчемыш, из-за которого, можно сказать, все и закрутилось.

Наверное, я бы еще долго так и стоял, размышляя об этом деле, но послышался жалобный голос Лёши:

– Не делай ничего, это самое, он расправится с матерью… а на мне ипотека.