Прачечная, стирающая печали

«Звонить или не звонить? Это сводит меня с ума». Он представлял себе лицо Учхоля, но не мог придумать, что сказать. Они лишь несколько раз обменялись краткими приветствиями, и ему казалось неуместным вдруг просить о помощи. «Забудь об этом. Не надо никому звонить, я сам справлюсь!» Тэчжу положил свою загипсованную руку на руль и принялся толкать скутер, пока тот не сдвинулся с места. Пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы колеса продолжали крутиться. Через некоторое время ему удалось дотащить скутер до своего порше, припаркованного перед голубыми воротами. Правая рука болела сильнее, чем скованная гипсом левая, и почти онемела. Сняв пуховик, Тэчжу ощутил резкий запах свинины и креветочного соуса. Он не может вернуться домой в таком виде. Нужно отстирать хотя бы испачканный соусом пуховик, иначе отец обязательно заметит. «Где в такой час можно купить новую одежду? Что же делать… А может, пойти в… как же она называется… прачечная „Ённамдон Бингуль-Бингуль“?»

Ворча себе под нос, Тэчжу прибыл в прачечную. Не успел он открыть дверь, как почувствовал знакомый запах, напомнивший о старом одеяле, которое его мать обычно стелила на кровать в родительской спальне. Этот уютный запах исходил из прачечной. Войдя внутрь, Тэчжу неловко огляделся по сторонам и заметил стоящий рядом с кофемашиной отвар – тот самый лечебный финиковый отвар, который отец настойчиво предлагал ему попробовать.

В последний раз Тэчжу ел еще днем, в больничной столовой, поэтому при виде отвара у него заурчало в животе. Впрочем, он по-прежнему не любил финики, не выносил даже вида этих фруктов, напоминающих его имя – Тэчжу. Он отвернулся, открыл пакетик желе, на котором было изображено желтое манго, и засунул в рот. Желе было таким сладким, что у него мгновенно подскочил уровень сахара в крови, однако на языке чувствовалась горечь. Тэчжу не мог определить, какое желе на вкус – сладкое, кислое или горькое, и по мере того, как оно спускалось по пищеводу, секреция кислоты заставила желудок снова сжаться.

Ему захотелось поскорее снять с себя грязную одежду. В отличие от господина Чана, который ловко управлялся с терминалом, Тэчжу неуклюже тыкал в экран, выбирая стиральную машинку и режим стирки. Потом он снял свой пуховик и положил стираться. Вскоре полилась вода, и барабан стиральной машины начал вращаться.

Несмотря на то что Тэчжу остался без пуховика, холодно ему не было. Включенный на большую мощность – возможно, из-за предупреждения о заморозках – обогреватель гнал горячий воздух с потолка на пол. Тэчжу сел за стол и наблюдал за происходящим снаружи. Больше заняться было нечем. Даже в такой холодный день люди улыбались, и дыхание их было похоже не на удушливый дым сигарет, а на облачка пара, который покрывал улыбки, прежде чем рассеяться. Пока Тэчжу пустым взглядом смотрел в окно, мимо прачечной прошел Учхоль со своей семьей. Они с Мирой держали за руки дочку и смеялись. У Тэчжу из глаз капля за каплей потекли слезы. Он торопливо вытер лицо тыльной стороной ладони.

Телефон завибрировал. Это был видеозвонок от Сучхана. Тэчжу не мог ответить. Не мог показать сыну или жене свое покрасневшее от холодного ветра лицо. Ему отчаянно хотелось их увидеть, однако он не мог заставить себя нажать на кнопку и принять вызов.

– Почему я так живу?

Прежде Тэчжу никогда не жалел о своем выборе, никогда не задавал себе подобных вопросов. Но сейчас сорвавшиеся с языка слова, казалось, стали триггером. Слезы полились, как вода в стиральной машинке, заливающая его грязный пуховик.

Сначала у Тэчжу задрожали плечи, а потом все тело затряслось от рыданий. Лежащий на столе телефон продолжал вибрировать. Сучхан ждал, когда же услышит голос отца.

– Почему мы так живем?..

Тэчжу не мог никому довериться. Еще бы! Он – профессор университетской больницы, который даже отправил своего сына учиться в Америку. Тэчжу знал, что у него за спиной люди будут возмущаться тем, что он смеет жаловаться. Они скажут, что избалованные дети никогда не проявляют должной почтительности к своим родителям.

Телефон замолчал. Тэчжу пролистал свои контакты, начиная с первой буквы корейского алфавита и заканчивая именами, сохраненными на английском, но не нашел никого, кому мог бы рассказать о сложившейся ситуации. Но теперь он знал, как ему поступить. Быть может, никто не поймет человека, который идет по бесплодной пустоши, ежась от пронизывающего ветра, однако ему хочется высказать свои чувства, пусть даже в пустоту, хочется выразить свое одиночество и холод, окутывающий все вокруг.