Период между частичной отменой актов Тауншенда и новым подъемом кампании бойкота, последовавшей в 1773 г., иногда называли «спокойным». Спокойствие было кажущимся. 16 декабря 1773 г. произошло знаменитое «бостонское чаепитие». Оно стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Лондона. Перри заметил, что после «бостонского чаепития» ни одна из сторон не могла уже свернуть с пути конфронтации» <42>. Реакция на события в Бостоне в английском парламенте была такой острой, что, как сообщал Панину в январе 1774 г. Мусин-Пушкин, сторонники «примирительной» политики опасались, что могут подвергнуться преследованиям. Парламентом был создан специальный комитет для изучения американских дел, и «комитет сей столько походит на криминальный трибунал, что славной лорд Чатам и маркиз Рокингам немало уже опасаются какого-либо сим изследования; первый за то, что сильное его велеречие было причиною уничтожения в Америке известного налога гербовой бумаги; а второй за то, что уничтожение сие возпоследовало во время его администрации; откуда и отродились все последующие тому в Бостоне неустройства, а здесь затруднения» <43>.
В течение весны 1774 г. парламент по предложению правительства принял так называемые «нестерпимые» законы о закрытии порта Бостона и отмене хартии Массачусетса. Можно согласиться с А.Ю.Зубковым, который отмечал, что ни министры, ни большинство членов парламента не допускали, что «нестерпимые законы», относившиеся к Массачусетсу, приведут к объединению различных американских колоний из-за обиды на метрополию» <43>. Несомненно, что Квебекский акт, обстоятельства принятия которого будут подробно изложены ниже, также был утвержден с учетом ситуации, сложившейся в 13 колониях. В парламенте звучала критика «нестерпимых законов». Мусин-Пушкин сообщал в Петербург, что Чэтэм назвал их «несправедливыми и скоропостыдными» <44>. Позицию Чэтэма точнее раскрывает выступление по поводу принятия акта о постое: «Я в самой жесткой форме обвиняю американцев за буйные и ничем не оправданные действия в ряде случаев, особенно во время последних бунтов в Бостоне, но, мои лорды, тот способ, который утверждается для приведения их к осознанию своих обязанностей, диаметрально противоположен принципу здравой политики» <45>. Подавляющее большинство членов парламента проголосовало за законы.
«Нестерпимые законы» обычно рассматриваются в историографии Американской революции как крупный просчет администрации Норта, в результате которого и правительство, и американцы были загнаны в угол, и у колоний не оставалось другого средства, кроме вооруженной борьбы. Эта точка зрения идет от работ радикальных идеологов Американской революции, прежде всего Дж. Адамса <46>. Между тем шок в Америке вызвало не столько содержание «нестерпимых актов», сколько осознание того, что метрополия решилась действовать. И все же представляется, что даже в критический момент в конце 1774 – начале 1775 года кабинет Норта не был до конца последователен в продвижении по «жесткому» пути, на который он вступил с принятием «нестерпимых законов». Командующий британскими войсками в Америке требовал немедленных подкреплений (не менее 20 тысяч солдат), а получил одну тысячу <47>. Дартмут установил контакт с Франклином, фактически заявив о согласии разблокировать порт Бостона. Даже после начала парламентских дебатов в феврале 1775 г. Норт предполагал пойти на некоторые уступки колониям в вопросах налогообложения.
В ходе начавшихся тогда дискуссий в парламенте оппозиция предлагала искать пути примирения с Америкой. Чэтэм настаивал на выводе из Бостона войск в качестве первой меры для успокоения колоний. Он предложил передать вопросы налогообложения на усмотрение ассамблей. Чэтэм говорил: «Я не потворствую Америке, а настаиваю на справедливости к ней. Я утверждаю, что американцы должны быть послушны нам, но в ограниченной степени. Они должны быть послушны законам о торговле и навигации, но нельзя ставить знак равенства между целью этих законов и их внутренней собственностью» <48>. Берк, относившийся тогда к фракции «рокингэмитов», оправдывал сопротивление американцев «любовью к свободе», которая, по его словам, унаследована колонистами от самой метрополии. Он призывал к примирению, предсказывая, что результатом жесткой политики не обязательно будет повиновение. Анализ выступлений Чэтэма и Берка, двух видных лидеров парламентской оппозиции, подтверждает важный вывод, сделанный Такером и Хендриксоном: «Нет оснований сомневаться, что оппозиция была искренна в своем намерении сохранить суверенитет Великобритании над колониями» <49>. Действительно, даже у Берка возражения против применения силы основывались, прежде всего, на сомнении в ее эффективности.