«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Париж, 27 Мая [1954[1614]]

Дорогой Марк Александрович,

Раз Вы приедете в начале Июня, то ограничусь сегодня несколькими словами: об остальном будет возможность поговорить; в эти же дни должен был и без того слишком много писать.

Я удивился неожиданной любезности Чеховского издательства более всего потому, что ведь здесь, во Франции, ничего не позволяло предвидеть шумихи, кот. была произведена в Америке. Ни в одной газете здесь не было ни одного слова, и поздравляли меня только те близкие люди, кот. обыкновенно были на моем «рождении». Их было как обыкновенно, около 40 чел., меньше, чем бывает в именины. Письма и особенно телеграммы из Америки пришли в таком необычном количестве, что стало ясно, что кто-то там раздул «это событие». Это оказалось Вельмин, кот. написал длиннейшую статью. Что касается до ответа Чеховскому Издательству, я сам почувствовал, что неудобно не ответить тому, кто письмо подписал, т. е. Плант, а потому написал и Вредену, кот., по ее письму, был единственный назван, и ей самой ― уже по-английски. Так что на меня обиды быть не должно. Некоторые письма из Америки меня тронули, т. к. исходили от людей, о существовании которых я уже почти забыл, и, очевидно, были написаны от души, а не из куртуазии, но отвечать всем, да еще авионом ― разорительно, кое-кому я написал простой почтой, а некоторым и вовсе не отвечал, если это близкие люди, кот. должны это понять.

Вчера был у меня Вольский, кот. хочет написать о моей книге рецензию; будет писать ее, кажется, в Русск. Нов. Слове [так!]. Пришел за некоторыми дополнительными справками и из деликатности выразил опасение, чтобы меня как-нибудь не обидеть; конечно, я предоставил ему полную свободу писать, что он хочет, не боясь обидеть меня чем-либо. Меня смутило бы только, если рецензию писать стал Вишняк.

Вы меня не совсем верно поняли относительно успеха моей книги. Меня не удивляет, что она заинтересовала и понравилась близким людям. Мое опасение было, что она интересна только для них, а не для публики. По совершенно другим причинам я того же опасался и с «Ульмской ночью»; она не всем по плечу. Я в этом ошибся; видел несколько восторженных рецензий о ней, и книга расходится хорошо.

Конечно, эта книга не для легкого чтения ― и я увезу ее с собой на курорт, чтобы перечесть еще раз. Только Ваше мастерство могло поднести этот материал в виде занимательного диалога. И неудивительно, что она расходится хорошо; моей же книги в Париже нельзя достать, потому что ее сюда не присылают, кроме того, что было распродано. Я не хочу выражать на это протест им, но и не хочу с ними об этом заговаривать.

Здесь будет в конце месяца еще один юбилей ― Зеелера; анонс уже сделан и создается комитет чествования.

Не помню, писал ли я Вам, что получил очень грустное письмо от Керенского. А сегодня в Русск. Мысли длинный ответ Американского Комитета по поводу КЦАБ и МАКЦ'а. Очень его жалко, т. е. не Комитет, а Керенского.

Вы пишете, что мой юбилей не мог пройти «незамеченным». В 49 году тоже был «юбилей», был образован «Комитет», и все аксессуары, адрес u m. д. И без газеты, кот. его бойкотировала, все его могли узнать. Но ведь в этом году был только день моего рождения, кот. бывает ежегодно, и к которому близкие друзья привыкли, а вовсе не юбилей. Его или, вернее, подобие его, устроили только в Америке, без моего ведома. И меня удивило, что к нему присоединили и тех, кто [слово нрзб] с утрированной похвалой. Но это не важно; только заставили меня понервничать. На Вашу Ульмскую ночь у меня есть очередь читателей; себе ее оставил на каникулы, если только они, м. б., на этот раз «окончательные».

Машинопись. Подлинник.

BAR. 5-30.

В.А. Маклаков ― M.A. Алданову, 11 июля 1954

Париж 11 Июля [1954[1615]]

Дорогой Марк Александрович,

Простите меня, что мое первое письмо к Вам будет совсем деловым и едва ли для Вас интересным. Но нужно сначала с этим делом покончить. Речь идет о Корганове и его книге. На другой день после нашей встречи они ― мать и сын ― приехали ко мне узнать, что Вы сказали, и получить его французскую рукопись. То, что я им сказал, Вас нисколько не связывает, но мне кажется, что я ни в чем не погрешил против истины.