Права человека

Скажут, пожалуй, что хотя право объявлять войну и оставлено в наследство завоеванием, однако же оно это (право) ограничено в свою очередь правом парламента отказывать в субсидиях. Того, что плохо по природе, не улучшишь никакими исправлениями, и часто бывает, что они причиняют столько же зла, сколько добра. Так обстоит дело и на сей раз. Ведь когда один очертя голову объявляет войну по своему праву, а другой, опять же по праву, безоговорочно отказывает ему в субсидиях, то лекарство оказывается не лучше, если не хуже самой болезни.

Один толкает нацию в бой, другой связывает ее по рукам и ногам; но скорее всего конфликт приведет к сговору между сторонами, служа в качестве ширмы для обеих.

В связи с вопросом о войне следует рассмотреть три момента. Первое: право объявлять ее. Второе: расходы на ее ведение. Третье: способ ведения ее после того, как она уже объявлена. Французская конституция облекает этим правом тех, кому придется нести расходы, а то и другое может быть совмещено лишь в лице нации. Способ ведения войны после

того, как она уже объявлена, конституция оставляет на усмотрение исполнительной власти. Если бы так было во всех странах, войны стали бы редкостью.

Прежде чем перейти к рассмотрению других частей Французской конституции и не желая слишком утомлять внимание читателей, я расскажу один забавный случай, о котором я узнал от доктора Франклина.

В бытность свою во Франции, где он находился во время войны в качестве посланника Америки, доктор получал множество всевозможных предложений от прожектеров всех стран, — все они мечтали попасть в Америку, эту землю, текущую молоком и медом.[18]Среди них нашелся человек, предложивший себя в короли. Свое предложение он изложил в письме, находящемся сейчас в руках господина Бомарше в Париже. Там говорилось, во-первых, что поскольку американцы сместили или изгнали[19]своего короля, они захотят теперь иметь другого. Во-вторых, что сам он норманн. В-третьих, что он отпрыск более древней фамилии, нежели герцоги Нормандские, и более благородной, ибо у него в роду не было незаконнорожденных. В-четвертых, что в Англии уже создан прецедент короля — выходца из Нормандии. Обосновывая таким образом свое предложение, он требовал, чтобы доктор препроводил это предложение в Америку. Поскольку доктор не сделал этого и ничего не ответил ему, наш прожектер написал второе письмо, в котором он, правда, не угрожал завоевать Америку, а всего лишь с большим достоинством намекал, что если его предложение не будет принято, то в знак признательности за его великодушие пусть ему выплатят около тридцати тысяч фунтов!

Итак, поскольку любые аргументы, касающиеся престолонаследия, должны непременно содержать указание на некое его начало, доводы мистера Берка по этому вопросу показывают, что королей английского происхождения вообще не существует и что все они — потомки норманского рода и наследники по праву завоевания.

Поэтому для доктрины мистера Берка будет, возможно, полезно, если мы сделаем этот факт всеобщим достоянием и укажем, что в случае естественного угасания, которому подвержено все живое, можно будет снова заполучить королей из Нормандии, притом на более разумных условиях, чем Вильгельма Завоевателя; таким образом, в революцию 1688 года добрый английский народ мог бы найти гораздо лучший выход из положения, если бы столь же великодушный норманн, как этот, знал его нужды, а англичане его.

Ведь куда легче заключать сделки с людьми рыцарского склада, коими так восхищается мистер Берк, чем с этаким прижимистым голландцем[20]Но вернемся к вопросу о конституции.

Французская конституция гласит: все титулы отменяются, и стало быть, весь этот класс сомнительного происхождения, который в одних странах называют «аристократией», а в других дворянством, упраздняется, и пэр возводится в сан человека.

Титулы — это всего лишь клички, и всякая кличка есть титул. Сами по себе они совершенно безвредны, но они свидетельствуют о том, что человеческой природе присуще унизительное для нее тщеславие. В больших делах они делают человека младенцем, а в маленьких — подобием женщины. Он, словно девушка, говорит о своей чудесной голубой ленте и, как ребенок, похваляется новой подвязкой. Некий древний автор говорит: «Когда я был ребенком, я и мыслил как ребенок, но став мужчиной, я отказался от ребяческих забав».

Собственно говоря, своим исчезновением безумство титулов обязано возвышенному духу Франции. Он перерос детские пеленки графов и герцогов и облачился в платье мужчины. Франция не уравняла, а возвысилась. Она принизила карлика, чтобы возвысить человека. Бессмысленные, жалкие слова вроде «герцога», «графа» или «эрла» утратили свою притягательную силу. Даже обладавшие ими отвергли эту галиматью и, выйдя из рахитичного возраста, выбросили погремушку.