Человек, чей чистый дух стремится к своему родному дому, то есть к обществу, презирает ненужные побрякушки, преграждающие ему путь. Титулы подобны магическим кругам, которые чародей описывает своей палочкой, чтобы ограничить меру человеческого счастья. Такой человек замурован в словесной Бастилии и с завистью следит издали за жизнью людей.
Нужно ли удивляться после этого отмене титулов во Франции? Разве не более удивительно то, что их сохраняют где бы то ни было? Что они такое? Чего они стоят, «каков же их итог?» Когда мы думаем или говорим о судье или генерале, мы связываем с этим понятием должность и характер; мы думаем о мудрости одного и храбрости другого; но когда мы употребляем какое-то слово только в качестве титула, с ним не ассоциируется никаких идей.
Во всем словаре Адама не сыскать такого существа, как герцог или граф, с этими словами не связано никаких идей. Не ясно, означают ли они силу или слабость, мудрость или безумие, ребенка или мужчину, всадника или лошадь. Какое уважение можно питать к тому, что ничего не характеризует и ничего не обозначает? Воображение наделило внешностью и характером кентавров, сатиров и все прочие сказочные существа; но перед титулами бессильно всякое воображение: они — не поддающиеся описанию химеры.
Но это еще не всё. Если вся страна относится к ним с презрением, всякая их ценность пропадает и никто не по желает владеть ими. Только общее мнение делает их чем-то или ничем, или хуже чем ничем. Титулы не приходится отменять, ибо они сами себя отменяют, когда общество сговаривается предать их осмеянию. Их воображаемое значение заметно уменьшилось во всех концах Европы; оно быстро исчезает по мере того, как вырастает мир разума.
Было время, когда низшие слои так называемого дворянства пользовались большим почетом, чем ныне его высшие слои, и когда на человека в доспехах, разъезжавшего по всему христианскому миру в поисках приключений, глазели с большим интересом, чем в наши дни смотрят на герцога. Этому безумству пришел конец, оно исчезло, потому что его осмеяли, и та же участь уготовлена комедии с титулами.
Патриоты Франции вовремя обнаружили, что ранг и почет в обществе должны иметь под собой новую почву. Старая рухнула. Теперь под ними будут твердые свойства характера, а не призрачные титулы; французы принесли свои титулы на жертвенный алтарь Разума.
Если бы нелепое увлечение титулами не влекло за собой никакого зла, их не стоило бы серьезно и торжественно отменять, как это сделало Национальное собрание; этот его акт делает необходимым дальнейшее исследование природы и характера аристократии.
То, что в одних странах зовется аристократией, а в других дворянством, возникло как результат появления власти, основанной на завоевании. Первоначально это был военный орден, учрежденный, чтобы поддерживать военный образ правления (ибо таковы были все правительства, основанные на завоеваниях); а дабы сохранить преемственность ордена для достижения тех целей, ради которых он был создан, были обездолены все младшие ветви этих родов и установлен закон о первородстве.
Этот закон раскрывает перед нами характер и сущность аристократии. Он противоречит всем законам природы, и сама природа требует его уничтожения. Восстановите семейную справедливость, и аристократия падет. В силу аристократического закона о первородстве, в семье, где имеется шестеро детей, пятеро из них оставлены на произвол судьбы. Аристократия никогда не имеет больше одного ребенка. Остальные зачаты лишь затем, чтобы быть проглоченными. Их бросают в жертву каннибалу, и родной отец своими руками готовит противоестественное пиршество.
Как и все противоестественное в человеке, это затрагивает так или иначе интересы общества. Все дети, отвергнутые аристократией (то есть, все, кроме старших), обычно подобны сиротам, оставленным на попечение прихода; их также кормит народ, но обходится это много дороже. Чтобы содержать их, в правительстве и судах создаются за счет народа никому ненужные должности и места.
Какие родительские мысли приходят в голову отцу или матери при виде младших отпрысков? По крови это их дети, в силу брака — их наследники, но по законам аристократии они незаконнорожденные и сироты. По одной линии, они — плоть от плоти своих родителей, по другой — чужие им. Для того-то, чтобы вернуть детей — родителям, родных — друг другу, человека — обществу и истребить с корнем это чудовище, аристократию, Французская конституция и отменила закон о первородстве. Чудовище похоронено, и мистер Берк, если пожелает, может сочинить ему эпитафию.
До сих пор мы рассматривали аристократию главным образом с одной точки зрения. Сейчас нам предстоит взглянуть на нее с другой. Но будем ли мы смотреть на нее спереди, сзади или с любой стороны, дома или на людях, — она останется чудовищем.