Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Всероссийский еврейский съезд так ни разу и не собрался, но результаты его выборов позволяют сравнить взгляды избирателей и позиции еврейских партий. Во-первых, низкая явка избирателей, особенно в больших городах, свидетельствует о неудовлетворенности или просто об отсутствии интереса к постоянным перебранкам между лидерами еврейства. Выборы в еврейский представительный орган, чьей единственной целью было обсуждать теоретические задачи, в то время как политическое будущее России было крайне неопределенно, не привели к урнам даже простое большинство избирателей. По подсчетам Мордехая Альтшулера, в Москве приняли участие менее 13 % избирателей, имевших право голоса, а в Петрограде и Одессе — примерно треть[843]. Пожалуй, Дубнов был прав, когда на переговорах по организации предварительной конференции заявил, что большинство российских евреев не считают, будто их интересы представляет какая-то партия[844]. Фолкисты пытались переломить это положение дел, включая в свои списки беспартийных кандидатов, — была даже неудачная попытка фолкистов и независимых кандидатов создать беспартийный Еврейский народный союз, который бы занимался еврейским самоуправлением и вобрал в себя всех евреев, которым не нашлось места в различных партиях и группах[845]. Однако похоже, что беспартийные евреи были заинтересованы в проектах еврейского самоуправления гораздо меньше, чем надеялись фолкисты.

Лидеры, управлявшие политикой еврейских общин со времен революции 1905 года, проявили наибольшую настойчивость в стремлении созвать Всероссийский еврейский съезд, но потерпели явную неудачу при попытке конвертировать свою руководящую роль во что-то напоминающее победу на выборах. Если бы съезд на самом деле собрался, эта неудача была бы несущественной, поскольку 40 из 485 мест все равно были зарезервированы за членами центральных комитетов крупнейших еврейских организаций, таким образом гарантируя как минимум постоянное представительство лидеров еврейской общественности[846]. Несмотря на то что активисты Народной группы и Фолкспартей сумели вырвать контроль над еврейскими общинными институциями из рук богатейших евреев Петербурга (таких, как семья Гинцбургов), им не удалось перейти от борьбы элит к публичной политике. Это видно хотя бы из того, что обе партии даже не выдвинули кандидатов во многих округах[847]. Народная партия и Народная группа позиционировали себя соответственно как партия и как группа «из народа», но ни та ни другая не сумели выйти за пределы своего ядерного электората — интеллигенции.

Неспособность найти себя в публичной политике проистекала, среди прочего, из разрыва между поколениями. «Молодая гвардия» 1890–1900-х годов к 1917 году уже стала старой гвардией, которой универсальные истины казались привлекательнее эклектичных идеологий. Как отмечает Йонатан Френкель, после 1917 года две идеологии, сионизм и коммунизм — а стало быть, Иерусалим и Москва, — «оказались прямыми конкурентами за симпатии еврейской молодежи Восточной Европы»[848]. Если взглянуть на выборы на Всероссийский еврейский съезд, видно не резкую радикализацию, а поэтапное и многообразное развитие общественного мнения. Упадок российского либерализма в целом привел к перераспределению симпатий евреев от либерализма с национальным оттенком к либеральному национализму.

Российский либерализм и еврейское общественное мнение

Благодаря революции 1905 года и рождению электоральной политики в России, идеи Дубнова о внетерриториальной автономии вышли за рамки политической теории и превратились в конкретное требование соблюдения прав еврейского народа, принятое всеми крупными еврейскими политическими партиями России. Выборы в Первую думу породили автономистское движение как консенсус, достигнутый еврейскими политическими течениями: отсутствие территории не должно стать препятствием для обретения евреями таких же национальных прав, какие причитались другим национальным меньшинствам империи. Следующая избирательная кампания, во Вторую думу, заставила все еврейские партии определиться с концепцией внетерриториальной автономии. А в 1917 году автономистское движение вновь ожило под влиянием революции и, опять же, участия еврейства во всероссийских выборах. Как и в 1905 году, получив новый шанс, евреи стали отстаивать свои права путем голосования. Хотя они и обрели полные гражданские права в марте 1917 года, существовало устойчивое мнение, что само по себе улучшение гражданского статуса не может обеспечить коллективных законных прав российского еврейства. Вопрос национальных прав снова завладел еврейскими политическими кругами и сделался остроактуальным, поскольку бывшая империя разваливалась на национальные государства.