Читаем Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России полностью

Вместе с тем не лишне напомнить, что именно предложенная Дубновым концепция национальных прав оказала решающее влияние на еврейский национализм и, в частности, на российский сионизм. Наиболее очевидно это влияние прослеживается в период 1905–1907 годов, когда в России зарождается партийная политика. Так, например, Жаботинский, к 1906 году ставший в сионистской среде одним из наиболее ярых сторонников автономизма, признавал — в отличие от, говоря его же словами, «забывчивых последователей» — огромную заслугу Дубнова в разработке и наиболее полном развитии идеи автономизма[356]. Нетрудно увидеть, писал Жаботинский, сколь велика разница между автономизмом «Писем» Дубнова и более ограниченной трактовкой этого понятия у Бунда[357]. Но более всего в работах Жаботинского о еврейских национальных правах поражает его искренняя убежденность в том, что читатели превосходно знают и понимают автономистскую теорию Дубнова. Другие российские сионисты, например Шварцман, тоже открыто и прямо призывали свою партию принять лозунги «национального самоуправления» и «возрождения еврейской общины». Шварцман, объясняя, почему это необходимо, по сути, пересказывал дубновские исторические размышления об автономии как способе национального самосохранения в диаспоре[358]. О том, как повлияли на него встречи с Дубновым, вспоминал один из выдающихся сионистских деятелей Шмарья Левин (1867–1935): «В нашей интеллектуальной среде, которая была не только сионистской, первое место принадлежало Семену Дубнову… Он верил в возможности независимого культурного развития евреев в диаспоре и развил идею прав еврейского меньшинства до логического предела»[359].

Следует заметить, что Дубнов осознанно заботился о своем авторитете в сионистской среде. Летом 1906 года он подготовил новую публикацию своего первого и, возможно, наиболее значимого письма «Основные начала еврейского автономизма» для сионистского журнала «Еврейская жизнь». В сноске он пояснял, что сделанный им «сжатый синтез теории… предлагается здесь вниманию читателей как общая база еврейского национализма, которую с теми или другими модификациями могут принять и чистые националисты, и националисты-сионисты»[360]. Сионистам, разумеется, двойное определение не понравилось. («Не разделяя взгляды уважаемого автора, редакция предоставляет ему возможность в полной мере изложить теорию духовного национализма», — говорилось в редакторском примечании.) Тем не менее саму мысль о том, что евреи должны быть законно признанной нацией, равной другим нациям Российской империи и заслуживающей таких же прав, сионисты восприняли очень охотно. В своих статьях Жаботинский, Абрам Идельсон (1865–1921) и Ицхак Гринбаум (1879–1970) отстаивали еврейскую автономию, выступали за самоуправление и в период 1905–1907 годов смогли привлечь на свою сторону многих российских сионистов[361]. В это время сионистская периодика — «Еврейский народ», «Еврейская жизнь», «Głos żydówski» («Еврейский голос», польск.), «Еврейская мысль» — все чаще пишет, что евреям пора наконец заявить о своих национальных правах на самоуправление, как это уже сделали другие народы. Редакторы этих изданий смягчают требование, чтобы еврейская национальная политика в России полностью подчинялась сионистской цели[362].

Начиная с лета 1906 года редакторы сионистских изданий не раз встречались, чтобы обсудить, как соединить Gegenwartsarbeit и сионизм. Все они впоследствии сыграют ключевую роль в создании Гельсингфорсской программы, принятой на первой Всероссийской конференции сионистов в Гельсингфорсе[363]. Идея Gegenwartsarbeit была впервые предложена в 1901 году венским философом и редактором сионистского еженедельника «Die Welt» Мартином Бубером. Как и буберовская идея еврейского ренессанса, сформулированная в том же году, она предполагала, что образовательное и культурное развитие диаспоры будет способствовать объединению еврейского народа и, таким образом, готовить его к сионизму и жизни в Палестине[364]. Однако российские сионисты подразумевали под Gegenwartsarbeit не только просветительскую и культурную работу. Как видно из Гельсингфорсской программы, ее создатели выступали за еврейское национальное собрание и демократически выбранный общинный совет, наделенный правом облагать налогами и получающий финансовую поддержку правительства[365]. Кроме того, как и сторонники Дубнова, они отстаивали приоритет автономии над эмиграцией, право на государственную поддержку, а также на собственные языки. Программа российских сионистов была сформулирована за несколько недель до создания Фолкспартей, но почти полное совпадение сионистских требований национальной автономии с Виленской платформой Союза для достижения полноправия указывает на то, что оба документа родились под влиянием дубновской концепции автономизма.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука