Правда

– Ты что, хочешь, чтобы господин Тюльпан попрощался с нашими пьяными друзьями? – У господина Штыря трещала голова и он не слишком хорошо понимал, как все должно работать в моральной вселенной, но полагал, что так поступить можно. В конце концов, их тени будут преследовать господина Тюльпана, а не его.

– Этот дом принадлежит лорду де Словву, а ключ мне дал его сын! – торжествующе объявила Сахарисса. – Вот! Это с ним вы встретились, когда приходили в листок! Теперь-то поняли, во что вы ввязались?

Господин Штырь внимательно на нее посмотрел.

А потом сказал:

– Скоро разберусь. Не беги. Тем более не кричи. Иди спокойно, и все… – Штырь осекся. – Я хотел сказать, что все будет хорошо, – признался он. – Но это было бы глупо, не так ли?..

Идти по улицам с Нищей Братией оказалось непросто. Для них мир был вечным театром, галереей искусства, варьете, рестораном и плевательницей, к тому же никому из них и в голову не приходило двигаться по прямой.

Их сопровождал пудель по имени Любимка, державшийся как можно ближе к центру компании. Глубокая Кость куда-то запропастился. Уильям предложил понести Ваффлза, потому что считал себя в какой-то степени его владельцем. По крайней мере, той его части, которая стоила сотню долларов. Этой сотни у него не было, но завтрашний выпуск, несомненно, должен был это исправить. А те, кто охотился за песиком, вряд ли стали бы что-то предпринимать на улице и среди бела дня, особенно учитывая, что день уже переставал быть белым. Небо затянулось тучами, похожими на старые пуховые одеяла, опускавшаяся сверху мгла слилась с речным туманом, и свет потихоньку угасал.

Уильям пытался сочинить заголовок. Он никак не мог этому научиться. В голове у него было слишком много всего, а Уильям плохо умел втискивать необъятную сложность мира в полдюжины или меньше слов. Сахарисса лучше с этим справлялась, потому что слова ей казались сгустками букв, которые можно слеплять друг с другом как душе угодно. Эталонный ее заголовок украшал заметку о какой-то унылой грызне между Гильдиями и, умещенный в одну колонку, выглядел так:

СВАРА

ГИЛЬДИЙ:

СМЕХ И

ГРЕХ

Уильям никак не мог перестроиться и отбирать слова исключительно по их длине, а Сахарисса выучилась этому за два дня. Ему уже пришлось запретить ей называть Витинари БОСС ГОРОДА. Формально, конечно, можно было прийти к такой формулировке, покопавшись в словарях, и она действительно влезала в одну колонку, но при виде этих слов Уильям чувствовал себя невероятно уязвимым.

Погрузившись в такие размышления, Уильям привел Нищую Братию в печатню и лишь по выражениям лиц гномов догадался, что что-то неладно.

– А вот и наш писака, – сказал господин Штырь, выходя на свет. – Закрой дверь, господин Тюльпан.

Господин Тюльпан захлопнул дверь одной рукой. Второй он зажимал рот Сахариссе. Та отчаянно сигналила Уильяму глазами.

– Да ты и песика мне принес, – продолжил господин Штырь. Увидев, что он приближается, Ваффлз зарычал. Уильям попятился.

– Скоро сюда придет Стража, – сказал Уильям. Ваффлз рычал все громче.

– Меня это уже не беспокоит, – ответил господин Штырь. – Я слишком много знаю. Я слишком многих знаю. Где ваш чертов вампир?

– Не знаю! Он же не круглые сутки за нами ходит! – крикнул Уильям.

– Правда? Тогда позволь мне выразиться иначе! – сказал господин Штырь и наставил на Уильяма свой одноручный арбалет. – Если он не появится здесь через две минуты, я…

Ваффлз вырвался из рук Уильяма. Он издавал бешеное «выр-выр-выр» – боевой клич обезумевшей от ярости маленькой собачки. Штырь отшатнулся и вскинул руку, прикрывая лицо. Арбалет выстрелил. Стрела угодила в висевшую над станком лампу. Лампа взорвалась.

На волю вырвалось облако пылающего масла. Оно дождем пролилось на печатный металл, и на старых деревянных лошадок, и на гномов.

Господин Тюльпан выпустил Сахариссу, чтобы броситься на помощь коллеге, а Сахарисса, в медленном танце стремительно закручивающихся событий, развернулась и, собрав все силы и решительность, саданула его коленкой в то самое место, сходство с которым делает любой пастернак до крайности забавным.

Уильям подхватил ее и выволок на холодный воздух. Когда он протолкнулся обратно сквозь толпу перепуганных нищих, которые на огонь реагировали так же, как на мыло и воду, то оказался в комнате, полной горящего барахла. Гномы боролись с огнем среди хлама. Гномы боролись с огнем в своих бородах. Кое-кто из них окружал господина Тюльпана, упавшего на колени и извергавшего наружу свой обед. А господин Штырь крутился волчком, отбиваясь от разъяренного Ваффлза, который ухитрялся рычать, хотя зубы его прошили руку Штыря до самой кости.

Уильям сложил руки рупором.

– Все на выход! – завопил он. – Жестянки!

Парочка гномов услышала его и оглянулась на полки со старой краской как раз в тот момент, когда с первой жестянки слетела крышка.

От древних банок давно уже осталась только ржавчина, прилипшая к химической дряни. Следом за первой загорелись еще несколько.