Правда

Господин Штырь танцевал по комнате, силясь стряхнуть с руки разгневанного песика.

– Сними с меня эту чертову собаку! – заорал он.

– Да забудь ты о ятской собаке, у меня костюм горит! – крикнул господин Тюльпан, колотя по своему рукаву.

Из пламени вырвалось нечто, бывшее некогда банкой эмали, со вжиканьем закрутилось и взорвалось над печатным станком.

Уильям ухватил Доброгора за плечо.

– Я сказал на выход!

– Мой станок! Он горит!

– Лучше он, чем мы! Бежим!

Говорят, что гномы больше заботятся о вещах вроде железа и золота, чем о живых существах, потому что железа и золота в мире ограниченный запас, а живые существа плодятся все быстрее и быстрее куда ни посмотри. Говорят об этом в основном люди вроде господина Кривотолка.

Однако гномы действительно горячо заботятся о вещах. Ведь без вещей мы не более чем смышленые животные.

Печатники сгрудились у дверей с топорами на изготовку. Из сарая вырывался удушливый бурый дым. Пламя лизало карнизы. Кое-где жестяная крыша вспучилась и обвалилась.

На их глазах из двери вылетел тлеющий комок, и замахнувшиеся на него трое гномов лишь чудом не зарубили друг друга.

Это был Ваффлз. Шерсть его местами все еще дымилась, зато глаза сияли, и он до сих пор скулил и рычал.

Песик позволил Уильяму взять себя на руки. Он обернулся и стал смотреть на горящую дверь, навострив уши и просто-таки лучась гордостью.

– Ну, вот и все, – проговорила Сахарисса.

– Они, должно быть, через черный ход ушли, – сказал Доброгор. – Боддони, возьми ребят и сходи проверь, хорошо?

– Какой храбрый пес, – сказал Уильям.

– «Бравый» будет лучше, – отстраненно возразила Сахарисса. – Всего шесть букв. В боковой колонке будет красивее смотреться. Хотя… «Храбрый» тоже можно, потому что тогда получится:

ХРАБРЫЙ

ПЕС

РАСКУСИЛ

ЗЛОДЕЕВ

…хотя вторая строчка получается коротковатой.

– Хотел бы я уметь мыслить заголовками, – дрожа, признался Уильям.

В подвале было прохладно и сыро.

Господин Штырь заполз в угол и сбивал огонь с одежды.

– Все, ять, мы в ловушке, – простонал Тюльпан.

– Да ну? Здесь же все из камня, – сказал Штырь. – Пол из камня, стены из камня, потолок из камня. А камень не горит, ясно? Мы просто тихо-мирно пересидим здесь пожар.

Господин Тюльпан прислушался к шуму огня над головой. Отблески желто-красного света плясали на полу под лазом в подвал.

– Ох, ять, не нравится мне это, – сказал он.

– Бывало и хуже.

– Ох, ять, не нравится мне это!

– Просто не дергайся. Мы отсюда выберемся. Я не для того родился, чтобы поджариться!

Вокруг станка ревело пламя. В раскаленном воздухе крутились несколько запоздавших банок с краской, разбрызгивая вокруг горящие капли.

В сердце своем огонь был желто-белым, и теперь он трещал вокруг металлических форм, в которых лежал шрифт.

Вокруг перепачканных краской свинцовых литер начали появляться серебристые бусинки. Буквы зашевелились, успокоились, слились воедино. Еще мгновение на поверхности жидкого металла плавали слова – невинные слова, такие как «истина», и «уделает», и «вас свободными», – а потом исчезли. Из раскаленного докрасна станка, и из деревянных ящиков, и из множества шрифтовых касс, и даже из аккуратно уложенных штабелей металла потекли тонкие ручейки. Они встречались, и объединялись, и разливались. Вскоре весь пол превратился в подвижное, рябящее зеркало, в котором танцевали перевернутые языки желтого и оранжевого пламени.

На верстаке Отто почуяли жар саламандры. Они обожали жар. Их предки появились на свет в вулканах. Саламандры проснулись и замурлыкали.

Господин Тюльпан, который расхаживал по подвалу, словно пойманный зверь – по вольеру, схватил одну из клеток и уставился на существ.

– А это, ять, что за твари? – спросил он и бросил клетку обратно на верстак. А потом заметил рядом с ней темную банку. – А тут, ять, почему написано «Обращаться з осторошностью!!!»?

Угри и так уже были встревожены. До них тоже добирался жар, а они были порождениями глубоких пещер и холодных подземных рек.

Их недовольство выплеснулось вспышкой темного света.

Большая часть его прошла прямиком через мозг господина Тюльпана. Однако то, что осталось от этого истерзанного органа, успешно переживало любые попытки на него воздействовать, да и к тому же господин Тюльпан нечасто им пользовался, потому что от этого слишком уж болела голова.

Но на мгновение ему вспомнились снег, и еловые леса, и горящие дома, и церковь. В ней они прятались. Он был еще маленьким. Господин Тюльпан припомнил огромные манящие полотна, на которых было больше ярких красок, чем он видел за всю свою жизнь…

Он моргнул и уронил банку.

Она разбилась об пол. Угри выдали еще одну темную вспышку. А потом, отчаянно извиваясь, выбрались из осколков, проползли вдоль стены и попрятались в щели между камнями.

Господин Тюльпан обернулся, заслышав позади какой-то звук. Его коллега рухнул на колени и схватился за голову.

– Ты как?

– Они у меня за спиной! – прошептал Штырь.

– Не, старый друг, тут только мы с тобой.