Правда

– Возможно, у нас получится поднять твою долю до пятнадцати тысяч, – проговорил господин Штырь. – Но только за счет нашей доли, Чарли.

– Ага, ладно… – сказал Чарли. Он старался держаться от господина Тюльпана как можно дальше, потому что у того поднялись дыбом волосы на голове.

– Но взамен мы хотим, чтобы ты прикладывал все возможные усилия, понимаешь? – сказал господин Штырь. – Начни прямо сейчас. Все, что тебе нужно, – это сказать… Что там тебе нужно сказать?

– Я снимаю тебя с поста, друг мой. Иди домой, – сказал Чарли.

– Только тон должен быть другой, правда, Чарли? – напомнил господин Штырь. – Это же приказ. Ты его босс. И ты должен этак высокомерно на него посмотреть… как бы тебе объяснить? Ты ведь лавочник. Представь, что он попросил продать ему что-нибудь в долг.

Было шесть утра. Промозглый туман держал город в своих мертвенных объятиях.

А из тумана выходили они, и вваливались в печатню за «Ведром», и снова скрывались в тумане на самых разных ногах, костылях и колесиках.

– Мракупай-тысь!

Лорд Витинари услышал крики и снова послал ночного секретаря к воротам.

Он отметил название. Он улыбнулся девизу.

Он прочитал слова:

И лорд Витинари улыбнулся.

И кто-то тихо постучался в его дверь.

И он взглянул на часы.

– Войдите, – сказал он.

Никто не вошел. Через несколько секунд тихий стук послышался снова.

– Войдите.

И снова воцарилась тягостная тишина.

И лорд Витинари коснулся совершенно неприметного места на письменном столе.

И из казавшегося цельным куска ореховой древесины выдвинулся, скользя, точно по маслу, длинный ящик. В нем на подкладке из черного бархата лежало множество изящных приспособлений, в описании которых никак нельзя было бы обойтись без слова «острый».

И лорд Витинари выбрал одно из них, будничным движением уронил руку, беззвучно подошел к двери и повернул ручку, быстро отступив на случай, если кто-то внезапно ворвется в кабинет.

Никто не ворвался.

А потом дверь, повинуясь чуть перекосившимся петлям, распахнулась внутрь.

Господин Маклдафф разгладил листок. Все, кто завтракал за этим столом, уже приняли как должное, что он, как человек, купивший номер «Правды», был не просто его хозяином, но и его пророком, который доносил содержание листка до внимающих масс.

– Пишут, что некий господин с улицы Миртовой Ягоды вырастил овощ забавного вида, – сообщил он.

– Я бы с удовольствием на него взглянула, – сказала госпожа Арканум. С другого конца стола донесся давящийся звук. – Вы в порядке, господин де Словв? – добавила она, когда господин Упад захлопал Уильяма по спине.

– Да-да, все хорошо, – выдавил задыхающийся Уильям. – П-простите. Чай не в то горло попал.

– В той части города хорошая земля, – высказал квалифицированное мнение господин Каретник, странствующий продавец семян.

Уильям отчаянно пытался сосредоточиться на своем куске тоста, в то время как над его головой медленно и благоговейно, как будто священные тексты, зачитывали новостные заметки.

– Кто-то угрожал ножом лавочнику, – продолжал господин Маклдафф.

– Скоро и в собственной постели будет не укрыться, – прокомментировала госпожа Арканум.

– А вот в то, что зима самая холодная за целый век, я не верю, – сказал господин Каретник. – Уверен, что десять лет назад было холоднее. Тогда у меня с продажами было совсем худо.

– Так написано в листке, – произнес господин Маклдафф тихим голосом человека, выкладывающего на стол козырного туза.

– И некролог вы очень странный прочитали, – заметила госпожа Арканум. Уильям, склонившись над вареным яйцом, молча кивнул. – Мне казалось, что обычно в них не пишут о том, чем человек занимался после смерти.

Господин Длинношахт, который был гномом, как-то причастным к ювелирному делу, потянулся за очередным куском тоста.

– Народ разный бывает, – невозмутимо сказал он.

– Однако в городе и правда становится не протолкнуться, – вступил в разговор господин Кривотолк, занимавшийся какой-то неустановленной конторской работой. – Но зомби – хотя бы люди. Никого не хотел обидеть, разумеется.

Господин Длинношахт бледно улыбнулся, намазывая маслом тост, и Уильям задался вопросом, почему он всегда недолюбливал людей, говорящих «никого не хотел обидеть». Наверное, потому, что им легче было сказать «никого не хотел обидеть», чем на самом деле никого не обижать.

– Никуда не денешься, приходится идти в ногу со временем, – сказала госпожа Арканум. – Надеюсь, тот бедный мужчина отыщет свои часы.

Как оказалось, господин Гарри уже ожидал у дверей печатни, когда Уильям придет на работу. Он схватил Уильяма за руку и затряс ее.

– Потрясающе, сэр, потрясающе! – воскликнул он. – Как вам это удалось? Должно быть, это чародейство! Вы напечатали объявление, я вернулся домой – и провалиться мне на этом месте, если часы не очутились в кармане второй куртки! Да благословят боги ваш листок!

Когда Уильям вошел внутрь, Доброгор сообщил ему последние новости. Пока что за этот день было продано восемьсот экземпляров «Правды». При цене пять пенсов за штуку доля Уильяма составила шестнадцать долларов. На его столе выросла довольно внушительная гора мелочи.