Правда

– Я долшен вам об этом рассказать! Знакома ли вам теория, что никакого настоящего не зуществует? Потому что если оно делимо, то оно не мошет быть настоящим, а если оно неделимо, значит, у него не мошет быть начала, которое зоединяется с прошлым, и конца, который зоединяется с будущим? Филозоф Хейдехоллен утвершдает, что Вселенная – это холодный зуп времени, все время в ней перемешано, и то, что мы называем течением времени, – всего лишь квантовые флуктуации в ткани пространства-времени.

– У вас в Убервальде, должно быть, очень долгие зимние вечера, да?

– Понимаете, темный свет считается доказательством этой теории, – продолжил Отто, не обратив внимания на ее слова. – Это свет без времени. То, что он освещает… не обязательно происходит зейчас.

Он замолчал, как будто ожидая чего-то.

– Вы имеете в виду, что можете делать иконографии прошлого? – спросила Сахарисса.

– Или будущего. Или чего-то зовсем другого. Конечно, на замом деле никакой разницы нет.

– И вот это все вы наводите людям на головы?

Отто выглядел обеспокоенным.

– Я и правда обнарушил необычные побочные эффекты. О, гномы говорят, будто темный свет оказывает странные… влияния, но они – очень зуеверный народ, так что я не принимал их слова всерьез. Однако…

Он разворошил завалы на своем верстаке и извлек из них иконограф.

– О боги. Все это так слошно, – сказал Отто. – Знаете, филозоф Клинг говорил, что у разума есть темная и светлая стороны и темный свет… воспринимается темными глазами разума…

Он снова замолчал.

– И? – вежливо подтолкнула его Сахарисса.

– Я ошидал раскатов грома, – сказал вампир. – Но мы, увы, не в Убервальде.

– Я не очень вас понимаю, – призналась Сахарисса.

– Видите ли, если бы я сказал что-то настолько зловещее, как «темные глаза разума», в Убервальде, раздался бы внезапный раскат грома, – объяснил Отто. – А если бы я указал на за́мок, построенный на вызоком обрыве, и сказал: «Узрите этот замок», обязательно послышалось бы скорбное завывание волка. – Он вздохнул. – В древних странах пейзаш психотропен и знает, чего от него шдут. А здесь, увы, люди только странно на меня козятся.

– Ладно, ладно, это волшебный свет, который делает зловещие картинки, – поторопила его Сахарисса.

– Это сказано очень… по-новостному, – вежливо заметил Отто. Он показал ей иконографию. – Вот, посмотрите. Я хотел сделать иконографию гномихи, которая работала в кабинете патриция, а получилось у меня вот это.

На картинке были сплошные туман и завихрения, сквозь которые смутно проступала фигура гномихи, лежавшей на полу и что-то тщательно изучавшей. Однако на все это сверху наложилось отчетливое изображение лорда Витинари. Даже двух лордов Витинари, уставившихся друг на друга.

– Ну, это же его кабинет, и он там постоянно сидит, – сказала Сахарисса. – Быть может, ваш… волшебный свет это и зафиксировал?

– Быть мошет, – согласился Отто. – Мы знаем, что если что-то физически где-то призутствует – это еще не значит, что оно на замом деле тамнаходится. А теперь взгляните вот на это.

Он вручил ей другую картинку.

– О, как удачно получился Уильям, – сказала Сахарисса. – В подвале. И… это же лорд де Словв стоит у него за спиной, да?

– Правда? – спросил вампир. – Я не знаком з этим господином. Но я знаю, что, когда я делал картинку, в подвале его не было. Впрочем… достаточно просто немного пообщаться с господином Уильямом, чтобы понять, что в некотором смысле его отец всегда выглядывает из-за его плеча…

– Жуть какая.

Сахарисса оглядела подвал. Каменные стены были старыми, их покрывали пятна – но они определенно не были почерневшими.

– Я видела… людей. Схватку. Пламя. И… серебряный дождь. Откуда под землей взяться дождю?

– Я не знаю. Поэтому я и изучаю темный свет.

Судя по шуму над их головами, в печатню возвратились Уильям и Доброгор.

– Не думаю, что стоит говорить об этом остальным, – сказала Сахарисса, направившись к лестнице. – У нас и так много проблем. А это жутко.

У бара не было вывески, потому что те, кто о нем знал, в ней не нуждались. А тем, кто о нем не знал, заходить туда не следовало. Нежить Анк-Морпорка в целом была законопослушной (хотя бы потому, что знала – стражники уделяют ей особое внимание), однако если бы вы темной ночью зашли в место, известное как «Заупокой», не имея на то никаких оснований, то кто бы об этом узнал?

Для вампиров10 это было место, где можно зависнуть. Для вервольфов – место, где можно спустить себя с поводка. Для страшил – место, где можно спокойно выйти из шкафа. А для гулей здесь готовили приличный мясной пирог с жареной картошкой.

Все глаза – а их число вовсе не равнялось числу голов, умноженному на два, – обратились к двери, когда она со скрипом отворилась. Пришедших рассматривали даже из самых темных углов. Они носили черное, но это еще ничего не значило. Кто угодно может одеться в черное.

Они подошли к бару, и господин Штырь постучал по запятнанному дереву стойки.