Правда

Никто не сказал: «Подрыв авторитета. Какая чудесная идея. Самого человека можно подорвать лишь однажды, а вот авторитет – хоть каждый день».

А вот что все-таки сказало одно из кресел:

– Мне пришло в голову, не выступит ли лорд Низз или даже господин Боггис…

– О, да перестаньте! – отозвалось другое. – С чего бы им? Так будет гораздо лучше.

– Правда, правда. Господин Скряб – человек больших достоинств.

– Примерный семьянин, говорят.

– Прислушивается к мнению простого народа.

– Но не только простого народа, я надеюсь?

– О нет. Он открыт для предложений. От осведомленных… консультативных групп.

– Ему потребуется много таких предложений.

Никто не сказал: «Он полезный идиот».

– И тем не менее… Стражу нужно будет приструнить.

– Ваймс будет делать то, что ему прикажут. Он обязан. Скряб будет не менее легитимным правителем, чем Витинари. А Ваймс – из тех, кому обязательно нужен начальник, потому что это придает легитимности ему.

Кривс покашлял.

– Мы закончили, господа? – спросил он.

– А что насчет «Анк-Морпоркской Правды»? – спросило кресло. – Не станет ли она проблемой?

– Людей она забавляет, – сказал господин Кривс. – И никто не принимает ее всерьез. «Инфо» уже разлетается в два раза быстрее, а ведь прошел всего день. К тому же у них нехватка финансов. И, гм, проблемы с сырьем.

– А хорошая в «Инфо» была история про женщину со змеей, – сказало другое кресло.

– Правда? – осведомился господин Кривс.

То кресло, которое первым упомянуло «Правду», все никак не могло успокоиться.

– Я был бы счастлив, если бы несколько подающих надежды молодых людей разнесли их станок, – сказало оно.

– Это привлекло бы внимание, – возразило другое. – А «Правда» хочет внимания. Человек… пишущий жаждет, чтобы его заметили.

– Ну ладно, если вы настаиваете.

– И в мыслях не было настаивать. Но «Правда» сама себя погубит, – ответило кресло – то, ко мнению которого прислушивались все остальные кресла. – Тот юноша – идеалист. Ему еще предстоит осознать: то, что в интересах общества, совершенно не интересно обществу.

– Простите?

– Я имею в виду, господа, что люди, может, и думают, что он молодец, но покупают они «Инфо». Там новости интереснее. Господин Кривс, я вам когда-нибудь говорил, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает обойти весь мир?

– И не раз, сэр, – ответил Кривс – чуть менее дипломатично, чем было ему свойственно. Он немедленно это осознал и добавил: – Весьма ценное замечание.

– Хорошо. – Самое важное кресло шмыгнуло. – Приглядывайте за нашими… работниками, господин Кривс.

В храме Ома на улице Мелких Богов царила полночь, и в ризнице горел всего один огонь. Это была свеча в очень тяжелом и вычурном подсвечнике, и она возносила к небесам своего рода молитву. Молитва эта, взятая из Евангелия от Злокозненных, гласила: не допусти, чтобы нас застукали за воровством.

Господин Штырь копошился в шкафу.

– Не могу найти ничего твоего размера, – сказал он. – Похоже, что… О нет… черт побери, фимиам воскуривают.

Тюльпан чихнул, обдав стену напротив сандаловой дробью.

– Мог бы, ять, и раньше сказать, – пробормотал он. – У меня бумага для косяков с собой.

– Ты что, опять мозги туманил? – осуждающе спросил господин Штырь. – Ты мне нужен собранный, понял? Значит так, единственное, что тут на тебя налезет, – это…

Заскрипела дверь, и в ризницу вошел невысокий престарелый жрец. Господин Штырь инстинктивно схватил тяжелый подсвечник.

– Здравствуйте? Вы пришли на, м-м, полуночную службу? – спросил старик, подслеповато моргая от света.

На этот раз Тюльпан ухватил господина Штыря за руку, стоило тому замахнуться подсвечником.

– Сдурел? Да что ты за человек такой? – прорычал он.

– Что? Мы не можем ему позволить…

Господин Тюльпан выхватил у партнера серебряную вещицу.

– Да ты, ять, только посмотри! – воскликнул он, не обращая внимания на озадаченного жреца. – Это же подлинный Селлини! Ему пять сотен лет! Ты посмотри, какая гравировка! Но нет, для тебя это всего лишь пять футов ятского серебра, да?

– М-м, на самом деле это Кафедрон, – поправил его жрец, до сих пор не сообразивший, что происходит.

– Что, ученик? – изумился господин Тюльпан, и его глаза от удивления прекратили вращаться. Он перевернул подсвечник и взглянул на основание. – Эй, а и верно! Вот клеймо Селлини, а рядом – маленькая «к». Первый раз, ять, вижу его раннее творчество. C серебром он лучше учителя работал, жалко только, ять, ему с фамилией не повезло. Да вы знаете, преподобный, сколько за этот подсвечник дадут?

– Мы думаем, что долларов семьдесят, – с надеждой сказал жрец. – Он был среди вещей, которые завещала храму одна старушка. Мы его и оставили-то больше из сентиментальных соображений…

– А футляр не сохранился? – поинтересовался господин Тюльпан, вертя в руках подсвечник. – Он, ять, восхитительные подарочные футляры делал. Из вишни.

– Э… нет, кажется, не сохранился…

– Жалко, ять.

– Э… неужели он еще чего-то стоит? Кажется, у нас где-то еще один был.