В полумраке к нему повернулись несколько лошадей. Невидимого информатора и след простыл.
Когда Уильям вышел на улицу, в его голове воевало за территорию множество мыслей, и, что самое удивительное, на первый план постоянно просачивалась одна, маленькая и теоретически незначительная. Что это еще за выражение такое – «завывай больше»? Вот «заливай больше» он слышал – оно зародилось во время правления одного особенно жестокого анк-морпоркского короля, при котором пойманным на лжи лили в глотку свинец. Но «завывай больше»… какой в этом смысл?
И вдруг он понял.
Глубокая Кость, вероятно, иностранец. Это было логично. Вот Отто, например, отлично говорил на морпоркском, только с просторечиями не освоился.
Уильям записал это в блокнот.
Дым он почуял ровно в тот момент, когда услышал керамический стук бегущих ног. Мимо пронеслась четверка големов с длинной лестницей. Уильям не задумываясь помчался за ними, автоматически открыв свежую страницу блокнота.
Над этим районом города, где преобладали дерево и солома, постоянно висела угроза пожара. Поэтому горожане и были против того, чтобы организовать какую-нибудь пожарную бригаду, рассудив – с безупречной анк-морпоркской логикой, – что люди, которым платят за тушение пожаров, обязательно позаботятся о том, чтобы им всегда было что тушить.
А вот големы – это другое дело. Они были терпеливы, трудолюбивы, чрезвычайно логичны, почти неуничтожимы, а еще они были
Откуда взялась пожарная бригада големов – так и осталось загадкой. Кое-кто говорил, что идею подали стражники, но большинство придерживалось теории, что големы просто не могли видеть, как гибнут люди и их собственность. С пугающей дисциплинированностью и, похоже, совершенно не сговариваясь, они сбегались на пожар со всех сторон, спасали тех, кто не мог выбраться, выносили и осторожно складывали на землю все, что можно было вынести, с головокружительной скоростью передавали по цепочке ведра, затаптывали все угольки до последнего… а потом быстро возвращались к брошенной работе.
Эта четверка торопилась к пожару на улице Паточной Шахты. Из окон второго этажа вырывались витые языки пламени.
– Ты из листка? – спросил кто-то из зевак.
– Да, – ответил Уильям.
– Это наверняка опять случай таинственного спонтанного возгорания, как тот, о котором вы вчера писали, – и зевака вытянул шею, чтобы посмотреть, записал ли Уильям его слова.
Уильям застонал. Сахарисса
– Не уверен, что он был
Вроде бы кто-то пообещал господину Харди, что это избавит его от грибка стоп – и в каком-то смысле оказался прав.
– Ага, это они так
– Это верно, – согласился Уильям. – Вот только вчера я слышал, будто за городом что ни неделя – падают с неба здоровенные камни в сотни миль диаметром, а патриций это замалчивает.
– Вот видишь, – сказал зевака. – Поразительно, за каких дураков нас держат.
– Да, я тоже этому поражаюсь, – признался Уильям.
– Пропустите, пропустите, пожалуйста!
Отто проталкивался через толпу, сгибаясь под весом устройства, размером и формой напоминавшего аккордеон. Он пробился в первый ряд, водрузил устройство на треногу и навел на голема, который выбрался из дымящего окна с маленьким ребенком на руках.
– Ладно, ребята, давайте попробуем! – объявил он и поднял клетку с саламандрой. – Айн, цвай, драй… ааргхааргхааргхааргх…
Вампир превратился в облачко плавно оседающего праха. На мгновение в воздухе что-то зависло. Оно выглядело как маленькая колбочка на шнурке.
Потом колбочка упала и разбилась о мостовую.
Прах взметнулся грибовидным облаком, приобрел форму… и вновь появился Отто, который заморгал и ощупал себя, чтобы убедиться, что все заняло положенные места. Он заметил Уильяма и улыбнулся ему так широко, как умеют улыбаться лишь вампиры.
– Господин Уильям! Ваша идея сработала!
– Э… которая? – спросил Уильям. Из-под крышки большого иконографа змеилась тонкая струйка желтоватого дымка.
– Вы сказали, чтобы я нозил с зобой маленькую каплю спазательного слова на букву «к», – напомнил Отто. – И я подумал: если налить ее в маленькую склянку и повезить на шею, то, когда я рассыплюсь в прах – дзынь! Она упадет и разобьется унд я возникну снова!
Он поднял крышку иконографа и разогнал дымок. Внутри кто-то очень тихо кашлял.
– И, если я не ошибся, у нас есть успешно гравированная картинка! А это лишний раз доказывает, сколь многого мы достигаем, когда наши мозги не туманят мысли об открытых окнах и нагих шеях, давно уше не позещающие мой разум, потому что я абсолютный трезвенник.