Правда

Ваймс достал собственный блокнот и перелистал его.

– Незадолго до семи часов утра он вошел во дворец через конюшню и снял с поста стражника, – сказал он.

– Витинари не было во дворце всю ночь?

Ваймс пожал плечами.

– Его светлость приходит и уходит. Стражники не спрашивают, куда и зачем. Это они тебе проговорились?

Уильям ждал этого вопроса. Вот только ответа у него не было. Однако тех дворцовых стражников, которых он встречал, брали на работу не за воображение или врожденные таланты, а за препятствующую любому вторжению верность. Они вряд ли годились в кандидаты на роль Глубокой Кости.

– Не совсем, – сказал он.

– Ах, не совсем?

Погодите-ка, погодите-ка… Глубокая Кость утверждал, будто знаком с песиком Ваффлзом, а ведь пес должен знать, не вел ли его хозяин себя как-то странно, собаки любят заведенный порядок…

– Я подумал, что для его светлости весьма нехарактерно находиться в это время за пределами дворца, – осторожно проговорил Уильям. – Это не часть… заведенного порядка.

– Как и нападение на секретаря с ножом, и попытка бегства с очень тяжелым мешком денег, – ответил Ваймс. – Да, мы тоже это заметили. Мы не дураки. Мы только похожи на дураков. О… и стражник говорит, что почуял алкоголь в дыхании его светлости.

– А он пьет?

– Не заметно, чтобы пил.

– У него в кабинете шкафчик со спиртным.

Ваймс улыбнулся.

– Заметил, да? Ему нравится, когда пьют другие.

– Но все это может означать лишь, что он набирался смелости, чтобы… – начал Уильям и остановился. – Нет, только не Витинари. Он не из таких.

– Нет. Не из таких, – подтвердил Ваймс. Он выпрямился. – Может быть, тебе лучше будет… подумать еще немного, господин де Словв. Может быть… может быть… ты найдешь кого-нибудь, кто тебе в этом поможет.

Что-то в его интонации подсказывало, что неформальная часть разговора подошла к концу.

– Что вам известно о господине Скрябе? – спросил Уильям.

– О Таттле Скрябе? Сын старого Таскина Скряба. Президент Гильдии Башмачников и Кожевников на протяжении последних семи лет, – сказал Ваймс. – Семьянин. Владеет фамильной лавкой на проезде Уиксона.

– И это все?

– Это все, господин де Словв, что о господине Скрябе известно Страже. Понятно? Кое о каких людях, о которых мы знаем очень много, тебе бы знать вообще не захотелось.

– А. – Уильям наморщил лоб. – Но на проезде Уиксона нет обувной лавки.

– Я и не говорил, что она обувная.

– И вообще, там лишь одна лавка хотя бы, э, отдаленно связана с кожевничеством, и в ней…

– Это она и есть, – подтвердил Ваймс.

– Но в ней продают…

– Это тоже связано с кожевенным промыслом, – сказал Ваймс, поднимая свою дубинку.

– Ну, да… и еще оно связано с производством резины и с… перьями… и хлыстами… и… такими маленькими вихляющими штучками, – сказал Уильям, заливаясь краской. – Но…

– Ни разу там не был, но мне известно, что капрал Шноббс подписан на их каталоги, – сказал Ваймс. – Не думаю, что существует Гильдия Производителей Маленьких Вихляющих Штучек, хотя мысль интересная. В любом случае деятельность господина Скряба вполне законна, господин де Словв. В его лавке, как я понимаю, царит старая добрая семейная атмосфера. Не сомневаюсь, что покупать у него… то и се, и еще маленькие вихляющие штучки… так же просто и приятно, как полфунта леденцов. А вот какие сплетни дошли до меня: первым делом добрейший господин Скряб помилует лорда Витинари.

– Что? Без суда?

– Разве не прекрасно? – с жуткой веселостью спросил Ваймс. – Отличное начало правления, да? С чистого листа, с новыми силами – к чему ворошить былые неприятности? Бедолага. Заработался. Не мог не сломаться. Слишком мало свежим воздухом дышал. И так далее. Так что его можно будет упрятать в какое-нибудь тихое приятное местечко и перестать беспокоиться из-за всей этой досадной истории. Так только лучше будет, а?

– Но вы же знаете, что он не…

– Знаю ли? – спросил Ваймс. – Это официальная дубинка командующего Стражи, господин де Словв. Вот если бы это была дубина с гвоздем, город у нас был бы совсем другой. Что ж, я должен идти. Ты говорил, что о чем-то там подумал. Возможно, тебе стоит подумать еще немного.

Уильям посмотрел ему вслед.

Сахарисса пришла в себя – возможно, потому, что никто больше не пытался ее успокаивать.

– И что мы теперь будем делать? – спросила она.

– Не знаю. Выпускать листок, наверное. Это же наша работа.

– Но что, если те люди вернутся?

– Не думаю, что они вернутся. За печатней теперь наблюдают.

Сахарисса начала подбирать с пола бумаги.

– Наверное, мне станет лучше, если я займусь хоть чем-нибудь…

– Вот это правильно.

– Если бы вы дали мне несколько абзацев о том пожаре…

– Отто сделал приличную картинку, – вспомнил Уильям. – Правда же, Отто?

– О, йа. Она хорошо получилась. Но…

Вампир смотрел на свой иконограф. Тот был разбит в щепки.

– О, мне так жаль, – сказал Уильям.