Правда и Небыль

— Могу только повторить слова коллеги, — пожал плечами эксперт. — Для полноценного анализа у меня нет ни времени, ни оборудования. Однако смело утверждаю следующее. Вы мне говорили, что настоящую картину украли в понедельник в два часа ночи, а работа, что тут выставляется, написана позавчера? Так вот. Последнее я полностью и абсолютно исключаю. Это не акварель. Это масло. И, судя по состоянию краски, даже если это подделка, то сделана она не на этой неделе. Как минимум — несколько лет назад. Я бы даже рискнул сказать — несколько десятков лет назад. Но технологии искусственного старения шагнули вперед, и для конкретизации требуется основательная экспертиза.

У журналистки был такой вид, будто она внезапно получила по моське мокрой тряпкой.

Юрьев просиял. И пообещал сам себе, что в ближайшее время подарит Грише Мстиславскому самый редкий и дорогой китайский чай, который только сможет достать.

— Дайте посмотреть! — внезапно крикнул Шкулявичюс, расталкивая локтями себе дорогу к полотну. — Я лучше любого эксперта смогу сказать.

В голосе старика было столько уверенности, что окружающие невольно расступились. Старик подошёл к картине и погрузился в созерцание. Зал замер в напряжённом ожидании.

Юрьев почувствовал, как по спине катится струйка холодного пота.

Шкулявичюс возился у картины несколько минут. Юрьеву они показались вечностью.

Старик наконец выпрямился с победным видом. Оглядел зал. Выждал паузу. И махнул правой рукой. Повисла гробовая тишина.

— Она!

— Кто «она»? — спросил кто-то из присутствующих.

— «Небыль»! Работа великого мастера! Не понятого ни современниками, ни потомками! Это оригинал!

— Почему вы так уверены? — спросил кто-то из журналистов.

— Я открыл Апятова! Я полжизни посвятил изучению его творчества! Я знаю его руку! Ни один человек в мире не может повторить его технику мазка!

— Вас вообще никто не звал! — завизжала Гольдбаум.

— Это вас никто не звал, — парировал Шкулявичюс. — Вы вообще кто такая? Наглая, невежественная, лживая особа! Распространительница слухов и клеветы, фигурант уголовных дел и скандалов. Что вы вообще, глупая девица, понимаете в искусстве?

Зал загудел. Риту Гольдбаум не любили, но с ней никто не хотел связываться. Её боялись. Старались не злить понапрасну. От этой особы можно было ждать любых пакостей. Нет ничего страшнее на свете, чем месть разгневанной женщины. Особенно такой злющей и злопамятной, как Рита. Неожиданная плюха от неизвестного всем понравилась.

Лицо Риты перекосилось от злобы, она чуть было не задохнулась от внезапного приступа бешенства, судорожно глотая ртом воздух, как пытается его глотать рыба, попавшая в сети рыбака и вытащенная на берег. Горе-журналистка вроде хотела что-то ещё сказать, но у неё не получалось вымолвить ни слова, настолько душили её эмоции. Из толпы кто-то язвительно посоветовал ей сосредоточиться на освещении адюльтеров и не лезть в искусство. Разъярённая женщина попыталась было затеять скандал, но внезапно взявшиеся откуда-то два крепких парня в белых халатах вежливо взяли её под руки и вывели из зала на свежий воздух.

Юрьев почти физически ощутил вкус победы. Журналисты были целиком на стороне хозяев коллекции, и это было видно.

Грачёва и подоспевший Гриша перехватили инициативу, увлекая толпу к экспозиции. Юрьев решил, что с него пока хватит и пора прийти в себя.

Очень хотелось выпить. Хотя бы чуточку. Но сейчас было не время. Банкир предпочёл тихо и незаметно скрыться в одном из коридоров галереи в поисках «центра управления полётами», который обнаружил далеко не сразу.

В «центре» его ждали прибывший туда Зверобоев и двое коллег из его команды.

— Степан Сергеевич, видел? Слышал? — Юрьев бросился к разведчику. — Ну каков бабец! Эксперт проговорился, что она ему сообщила, что картину украли в понедельник в два часа ночи?! Она знала про кражу из первых рук!

— Ясный перец, — спокойно заметил Зверобоев. — Важно другое — чьи это были руки.

Зазвенел телефон Зверобоева. Тот взял трубку, поздоровался, выслушал, поблагодарил.

— Так я и думал, — с удовлетворением заметил он. — Я тут попросил кое-кого, чтобы для меня сделали детализацию звонков. Гусин. Она была с ним на связи в течение последней недели.

— Как интересно, — сказал Юрьев, хотя он не был удивлён.

Гусин вполне мог стоять за всей этой историей. Тут Юрьев вспомнил слова жены, сказанные ей, когда он вернулся в понедельник после встречи со Зверобоевым. Она сразу заявила, что в краже замешан Гусин. А он по пьяной лавочке не обратил тогда на её слова внимания. «Вот дурак. Жену надо всегда слушать. Валентина всё пространство сразу сканирует, всё видит и непосредственное знание откуда-то сверху получает. От неё ничего не скроется. Она — круче Зверобоева. А он не прислушался», — с раскаянием подумал банкир.

Ему было неловко. Чтобы как-то перебить чувство вины он спросил:

— А что будем делать с этой… с Ритой?