Но все же приходится спросить себя: если уж это такая бодрящая песня, то почему ее так хорошо и грустно поет Билли Холлидей?
Когда ранним утром во вторник я поднялась на наш этаж, то впервые заметила, что кабина лифта, как и письменный стол в кабинете Мэйсона Тейта, сделана из стекла. Этажом ниже двигались какие-то балки из нержавеющей стали, словно рычаги разводного моста, а в верхней части лифтовой шахты на высоте тридцати этажей виднелся квадрат голубого неба. На панели передо мной сияли две блестящие серебряные кнопки. На одной было написано «Сейчас», на другой – «Никогда».
Было семь часов утра, и в нашем зале было пусто. На моем столе лежало составленное мной письмо агенту Бетт Дэвис; все недочеты в тексте были тщательно выверены и исправлены. Я еще раз перечитала письмо и вставила в машинку чистый лист бумаги. Оба варианта письма – исправленный и новый – я оставила на столе у мистера Тейта, а сверху положила написанную от руки записку о том, что в связи с его напряженным графиком я взяла на себя смелость и подготовила второй вариант письма.
Мистер Тейт вызвал меня лишь под самый конец рабочего дня. Когда я вошла, оба варианта письма лежали перед ним на столе, но ни один из них не был подписан. Даже не предложив мне сесть, Тейт осмотрел меня с головы до ног, точно примерную студентку, которую поймал, когда она выскальзывала из спальни общежития после отбоя. Что, в общем-то, до некоторой степени и впрямь соответствовало истинному положению дел.
– Расскажите мне о ситуации на вашем личном фронте, Контент, – наконец потребовал он.
– Извините, мистер Тейт, но что именно вас интересует?
Он откинулся на спинку стула.
– Насколько я понимаю, вы не замужем. А вам вообще-то мужчины нравятся? Или, может, у вас где-то дети спрятаны? Или, может, вы младших братьев и сестер воспитываете?
– Да. Да. Нет. Нет.
Мистер Тейт холодно улыбнулся.
– А каковы ваши жизненные устремления?
– Они постоянно эволюционируют.
Он покивал. Потом показал мне оттиск какой-то статьи, лежавший у него на столе.
– Это нечто, написанное мистером Кэботом. Вы какие-нибудь его статьи читали?
– Кое-что читала.
– Как бы вы их охарактеризовали? Стилистически, я имею в виду.
Несмотря на несколько странную, излишне многословную форму вопроса, мне показалось, что сам мистер Тейт в целом относится к работам Кэбота одобрительно. Кэбот обладал настоящим даром делать интересные материалы, инстинктивно смешивая светские сплетни и вполне реальные истории, а еще он, по-моему, был весьма удачливым интервьюером – умел настолько очаровывать людей, что те сами отвечали на вопросы, которые им лучше было бы оставить вообще без ответа.
– Я думаю, что он читал слишком много Генри Джеймса, – сказала я.
Тейт еще пару секунд покивал. Потом подал мне набросок статьи.
– Посмотрите, не удастся ли вам сделать так, чтобы его текст зазвучал иначе и стал больше похож на Хемингуэя.
Глава семнадцатая
Специальный выпуск! Специальный выпуск! Читайте об этом все![152]
Две ночи спустя мне приснился некий совершенно неуместный в сентябре снег. Он был похож на пепел и с безмятежным спокойствием засыпал и городские многоквартирные дома, и увеселительные заведения Кони-Айленда, и ярко окрашенные купола той церкви, где венчались мои дедушка с бабушкой. А я, стоя на крыльце этой церкви, тянулась к ее дверям – таким синим, словно они были высечены из небесной тверди. А где-то сбоку, почти вне поля моего зрения, промелькнула моя мать, двадцатидвухлетняя, с волосами, тщательно забранными за уши заколками, и почему-то с сумкой вора-медвежатника в руках; она быстро посмотрела налево, потом направо и, повернув за угол, бегом бросилась ко мне. Я как раз хотела постучаться в дверь, но тут дверь сама застучала…
– Откройте, полиция, – услышала я чей-то усталый голос.
…
Часы показывали два часа ночи. Я накинула халат и чуточку приоткрыла дверь. На лестничной площадке стоял упитанный коп в обычной коричневой форме.
– Извините, что разбудил, – сказал он, явно не чувствуя за собой никакой вины. – Сержант Финнеран. А это детектив Тилсон.
Я, должно быть, не сразу услышала, как они ко мне стучатся, потому что Тилсон, утомившись, устроился на ступеньке и с мрачным видом изучал собственные ногти.
– Не возражаете, если мы войдем?
– Нет, конечно. Входите, пожалуйста.
– Вам известна некая Кэтрин Контент?
– Конечно, – сказала я.
– Она здесь проживает?
Я плотнее запахнула халат.
– Да.
– В одной квартире с вами?
– Нет… Она – это я.
Финнеран посмотрел на Тилсона, и тот наконец оторвал взгляд от своих ногтей; видимо, я все-таки вызвала у него какой-то интерес.
– Слушайте, ребята, – спросила я, – а в чем, собственно, дело?