Когда я спросила, где туалетная комната, меня направили по главной лестнице на второй этаж, и я прошла мимо портрета лошади, а затем по обшитому деревянными панелями коридору в самый конец восточного крыла. Дамская комната являла собой просторный зал с окнами, выходившими на розарий. На стенах там были бледно-желтые обои, и в тон им подобраны бледно-желтые кресла и бледно-желтая кушетка.
Заметив, что там уже есть две дамы, я пристроилась перед зеркалом, делая вид, будто поправляю сережки, а на самом деле наблюдая за дамами. Одну из них, высокую брюнетку с короткой стрижкой и холодным выражением лица, я раньше видела среди тех, что опоздали, потому что ходили купаться. Мокрый купальный костюм валялся у брюнетки под ногами, а сама она старательно сушила волосы, ничуть не стесняясь своей наготы. Вторая, в нарядном платье из бирюзовой тафты, сидела под ярким светом над раскрытой сумочкой и пыталась подправить тушь на ресницах, потекшую из-за пролитых слез, все еще продолжая равномерно, примерно каждые тридцать секунд, всхлипывать. Пловчиха особого сочувствия к ней не проявляла. Я тоже постаралась его не проявлять.
Не получив ни от одной из нас утешения, девица еще раз шмыгнула носом и удалилась.
– Ушла? Ну и слава богу, – сухо заметила пловчиха.
Она в последний раз вытерла волосы полотенцем и слегка их взбила. У нее была атлетическая фигура, и платье с открытой спиной, которое она надела, весьма ей шло. Когда она двигала руками, было заметно, как возле лопаток вздуваются мускулы. Она не стала садиться, чтобы надеть туфли, а просто сунула в них ноги и слегка покачалась на каблуках, чтобы поудобней устроить ступню. Затем, ловко закинув длинную тонкую руку за плечо, сама застегнула молнию на спине.
Глядя в зеркало, я заметила на ковре под кушеткой, примерно там, где раньше стояли туфли брюнетки, что-то блестящее. Я подошла, опустилась на колени и… это оказалась бриллиантовая сережка!
Брюнетка молча наблюдала за мной.
– Это ваша? – спросила я, отлично зная, что нет.
Она взяла сережку в руки и покачала головой.
– Нет, не моя. Но вещь просто замечательная.
Она с полным равнодушием огляделась и заметила:
– Хотя такие вещи обычно путешествуют парами.
Пока я ползала под кушеткой, она встряхнула и развесила мокрые полотенца, а потом мы вместе еще раз все вокруг осмотрели, и она вернула мне сережку со словами:
– Пусть это будет вашим военным трофеем.
Пловчиха и не подозревала, насколько она права. Ибо я-то была совершенно уверена: это серьга – с характерным продолговатой формы бриллиантом и застежкой из белого золота – из той самой пары, которую Ив когда-то нашла на прикроватном столике в спальне Тинкера.
Когда я спускалась по изогнутой парадной лестнице, у меня вдруг резко закружилась голова, хотя выпила я всего-навсего один бокал шампанского. Но шампанское было ни при чем: я просто совершенно не готова была слушать здесь, на этом приеме, рассказы Ив и Тинкера о жизни в Париже. Я почти остановилась и потихоньку подвинулась к тому краю лестницы, где ступеньки были наибольшей ширины, да еще и за перила ухватилась.
Внизу был настоящий парад только что прибывших гостей – толпа «флайбойз» и гибких спортивных брюнеток, способных самостоятельно застегнуть молнию на спине. Весело здороваясь друг с другом, они совершенно блокировали проход, явившись с изрядным опозданием, зато в полном соответствии с модой. Впрочем, если бы Тинкер и Ив были сейчас в Вайлэвей, они не стали бы торчать в дверях, а давно уже дружески беседовали бы с еще какой-нибудь парой, забавляя своих собеседников парижскими новостями. Добравшись наконец до нижней ступеньки, я прикинула, что до двери мне еще надо преодолеть минимум шагов двадцать, а до поезда – и вовсе полмили.
– Кейти!
Какая-то молодая женщина вдруг устремилась ко мне со стороны гостиной. Надо сказать, застала она меня врасплох, иначе я бы сразу узнала ее по решительной походке.
– Битси…
– Мы с Джеком прямо стухли, когда узнали, что наш Уолли в Испанию рванул.
В каждой руке у нее было по бокалу шампанского, и один из них она сунула мне.
– Он, конечно, уже несколько месяцев твердил, что собирается присоединиться к республиканцам, но никому и в голову не приходило, что он и впрямь туда отправится. Особенно после знакомства с тобой. Тебе что, нехорошо?
– Нет-нет, все нормально.
– Ну да! Ты письма от него уже получала?
– Пока нет.
– Значит, и никто не получал. А теперь давай-ка прикинем, когда и где бы нам встретиться за ланчем. Мы с тобой этой осенью крепко подружимся. Это я тебе обещаю. Но пойдем, ты хотя бы поздороваешься с моим Джеком.
Джек стоял в дверях, ведущих в гостиную, и весело смеялся, заигрывая с девицей по имени Дженерос[149]
, которая, судя по ее виду, ни капли своему имени не соответствовала. С десяти шагов было видно, что она из тех, что прядут пряжу за счет богатого дружка. Мы с Джеком поздоровались, он представил меня этой особе, и я тут же с тоской подумала, сколько мне придется болтать с ними ни о чем, прежде чем можно будет под каким-нибудь вежливым предлогом отсюда убраться.