Территориальные приобретения Филиппа были очень скромны, поскольку в основу соглашения был положен status quo. За македонским царем признавалось владение Закинфом и Трифилией. Впрочем, война никому не принесла выгоды. Большие пространства плодородных пахотных и садовых земель в Пелопоннесе находились в запустении, а варварские разрушения, учиненные этолийцами в Македонии, долго еще оставались в памяти эллинов устрашающим примером. Они были признаком растущего огрубения нравов и исчезновения прежней веры в богов. На мирном конгрессе в Навпакте — а это был последний мир, заключенный только между греками и македонянами, без вмешательства Римлян, — этолиец Агелай произнес памятную речь, с которой в основных чертах можно еще и сегодня ознакомиться у Полибия [V, 103, 9]. Эта речь содержала страстный призыв к эллинам, а еще больше к царю Филиппу Македонскому. Он обязан, говорил Агелай, заботиться о защите родственных ему греков и не допускать никакого влияния на греческие дела со стороны западных держав, ибо если хотя бы однажды тучи с запада сгустятся над Грецией, то будет покопчено с эллинским самоопределением и нельзя будет уже по собственному усмотрению вести войну и заключать мир.
Мы не знаем, откуда Полибий узнал об этой речи, но несомненно одно — она в большой степени соответствовала помыслам и чувствам греков того времени. Большой агон в Элладе (впрочем, он был проведен не очень агональным способом) подошел теперь к концу. Однако по ту сторону Адриатики находились римляне, которые в 217 г. — еще не состоялась битва при Каннах (216 г.) — должны были напрячь все свои силы для отражения пунийцев под водительством Ганнибала. В Навпакте еще никто не знал, как закончится вооруженное столкновение между Римом и Карфагеном. Не знал этого и Филипп, готовившийся теперь возвратиться на свою родину, чтобы оттуда выступить против иллирийца Скердилаида. Последний с запада вторгся в македонскую область Пелагонию, причем не исключено, что он действовал по прямому побуждению римлян, так как их иллирийский протекторат должен был обеспечить ему определенную поддержку.
Разногласие между Филиппом и Скердилаидом было достаточно взрывоопасным именно потому, что здесь мог быть затронут римский протекторат в Иллирии, распространявшийся на прибрежные области к югу от Лисса вплоть до района к северу от Финики. Филипп никогда не мог примириться с этим протекторатом, ибо он представлял до некоторой степени обширный плацдарм для римских операций к востоку от Адриатики.
Большой бедой было то, что Филипп не располагал сколько-нибудь значительным военным флотом, каким, например, владел еще Антигон Гонат во время борьбы за морское господство в Эгеиде. Македонских финансов было недостаточно, чтобы наряду с большим сухопутным войском содержать еще соразмерный с ним флот. Помимо денег, недоставало также морского персонала, каким, например, располагали Птолемеи. Примечательно, что Филипп немедленно отказался от морской экспедиции против Скердилаида (опа должна была начаться с Кефаллении), как только пришло известие, что римляне будто бы направили военную эскадру из Лилибея (в Сицилии) в сторопу Иллирии. Разведывательная служба Филиппа оказалась в данном случае совершенно несостоятельной, ибо Римляне смогли тогда отрядить для действий в Иллирии всего-навсего десять кораблей. Ио Филипп тотчас оставил начатое предприятие (лето 216 г.), что свидетельствовало о его страхе перед римлянами. Решение это, однако, было ошибочным, ибо несколько позже — все еще в то же лето — на далеких полях Апулии состоялась битва при Каннах, в которой Ганнибал одержал убедительную победу над римлянами. Казалось, что могло быть естественнее для македонского царя в этих условиях, чем намерение установить связь с великим пунийским полководцем, находившимся тогда на вершине своей славы?
Филипп действительно отправил посольство в лагерь Ганнибала. Но тут произошел неприятный для македонян инцидент. Посланец царя Филиппа афинянин Ксенофан, находясь уже в Италии, попал в руки римлян, которые оказались настолько великодушными, что снова отпустили Ксенофана на свободу. Нам неизвестно, узнали ли римляне о цели его миссии. Мы равным образом не уверены в том, случилось ли это событие по прибытии посланца в Италию или уже на обратном пути, однако все это можно оставить без внимания, ибо точно установлено, что между Филиппом V и Ганнибалом был заключен договор. Этот союз двух властителей имел всемирно-историческое значение. Впервые две державы двусторонним пактом о взаимопомощи обязались совместно вести войну против римлян и только совместно заключать мир.