Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Скоро мне без листвы холодеть,

Звоном звёзд насыпая уши.

Без меня будут юноши петь,

Не меня будут старцы слушать (2,89).

Будет ветер сосать их ржанье,

Панихидный справляя пляс.

Скоро, скоро часы деревянные

Прохрипят мой двенадцатый час (2,96).

Только сердце под ветхой одеждой

Шепчет мне, посетившему твердь:

«Друг мой, друг мой, прозревшие вежды

Закрывает одна лишь смерть» (2,106).

Я устал себя мучить бесцельно,

И с улыбкою странной лица

Полюбил я носить в лёгком теле

Тихий свет и покой мертвеца… (2,150).

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать (3,11).

Есть одна хорошая песня у соловушки—

Песня панихидная по моей головушке (3,141).

Я знаю, знаю. Скоро, скоро

Ни по моей, ни по чьей вине

Под низким траурным забором

Лежать придётся так же мне (3,174).

Снежная равнина, белая луна,

Саваном покрыта наша сторона.

И берёзы в белом плачут по лесам.

Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам? (3,200).

Разгул обернулся не только тягою к смерти, но и страшною для поэта неспособностью к любви, к полноте эмоциональной.

И ничто души не потревожит,

И ничто её не бросит в дрожь,—

Кто любил, уж тот любить не может,

Кто сгорел, того не подожжёшь (3,222).

Это написано 4 декабря 1925 года. До смерти оставалось совсем недолго.

Парадоксально-болезненным становится порою в 20-е годы само мировидение Есенина. Оно жёстко отразилось в «Песни о хлебе» (1921):

Вот она, суровая жестокость,

Где весь смысл — страдания людей!

Режет серп тяжёлые колосья,

Как под горло режут лебедей.

Наше поле издавна знакомо

С августовскою дрожью поутру.

Перевязана в снопы солома,

Каждый сноп лежит, как жёлтый труп.

На телегах, как на катафалках,

Их везут в могильный склеп — овин.

Словно дьякон, на кобылу гаркнув,

Чтит возница погребальный чин.

А потом их бережно, без злости,

Головами стелют по земле

И цепами маленькие кости

Выбивают из худых телес.

Никому и в голову не встанет,

Что солома — это тоже плоть!..

Людоедке-мельнице — зубами

В рот суют те кости обмолоть.

Странно для «крестьянина» такое видение жатвы и обмолота: обнаружение сходства с убийством и издевательством над трупами побеждённых врагов. По образному строю это стихотворение Есенина близко балладе Р.Бёрнса «Джон Ячменное Зерно»: там тоже говорится о расправе над гордым и весёлым Джоном:

Его свалил горбатый нож

Одним ударом с ног.

И, как бродягу на правёж,

Везут его на ток.

……………………….

Не пожалев его костей

Швырнули их в костёр,

А сердце мельник меж камней

Безжалостно растёр.

И т. д.

Но у Бёрнса — оптимистическая вера в торжество неистребимой жизненной силы. У Есенина — мрачное повествование о злодействе, порождающем новые преступления: яд злобы отравляет тех, кто вкушает полученное в результате убийства.

И свистят по всей стране, как осень,

Шарлатан, убийца и злодей…

Оттого что режет серп колосья,

Как под горло режут лебедей (2,103–104).

Неожиданно прорвалось?..

В основном же Есенин в своих сопоставлениях держался наработанных приёмов:

Над рощею ощенится

Златым щенком луна (2,14).

Над тучами, как корова,

Хвост задрала заря.

…………………..

Ныне

Солнце, как кошка,

С небесной вербы

Лапкою золотою

Трогает мои волоса (2,16).

О родина, о новый

С златою крышей кров,

Труби, мычи коровой,

Реви телком громов (2,20).

Рыжий месяц жеребёнком

Запрягался в наши сани (2,27).

Я сегодня снёсся, как курица,

Золотым словесным яйцом (2,34).

Мойте руки свои и волосы

Из лоханки второй луны (2,36).

Месяц синим рогом

Тучи прободил (2,40).

Небо — как колокол,

Месяц — язык,

Мать моя — родина,

Я — большевик (2,50).

Золотою лягушкой луна

Распласталась на тихой воде (2,70).

Отрок-ветер по самые плечи

Заголил на берёзке подол (2,73).

Хорошо под осеннюю свежесть

Душу-яблоню ветром стряхать

И смотреть, как над речкою режет

Воду синюю солнца соха (2,75).

Лошадиную морду месяца

Схватить за узду лучей (2,78).

Ветер волосы мои, как солому трепал,

И цепами дождя обмолачивал (2,174).

Здесь даже мельница — бревенчатая птица

С крылом единственным — стоит, глаза смежив (3,21).

До сегодня ещё мне снится

Наше поле, луга и лес,

Принакрытое сереньким ситцем

Этих северных бедных небес (3,40).

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду (3,304).

Даже названия стихотворных сборников выдерживались в той же системе: «Звёздное стойло», «Берёзовый ситец», «Рябиновый костёр». Не счесть у Есенина сопоставлений берёзки с женщиной и девушкой. Тут сказалось явное отсутствие чувства меры.

Из склонности к нарочитой образности родилась концепция имажинизма(от французского image— образ), направления, выдуманного в 1919 году Есениным с группой близких ему поэтов, Р.Ивневым, А.Мариенгофом, В.Шершеневичем и др. Манифесты имажинистов весьма неопределённы в своей декларативности:

«Мы, настоящие мастеровые искусства, мы, кто отшлифовывает образ, кто чистит форму от пыли содержания лучше, чем уличный чистильщик сапоги, утверждаем, что единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образа. О, вы слышите в наших произведениях верлибр образов.