Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

Полезнее спросить иначе: каков смысл усвоения нашим сознанием новопредложенных понятий? Адепты Системы ответят: эти понятия не просто усложняют и структурируют наше миропонимание на многомерной основе, но помогают определить собственное место в вершащихся бытийственных процессах, проясняют сознавание смысла миротворения. Привлекательно. Значит, прежнее — православное — осмысление жизни уже недостаточно? Оно требует обновления и возведения на новый уровень? Кажется, с этим мы уже не раз встречались. Сам Андреев указывает, что именно движение истории и метаистории требует обновления и совершенствования прежних религиозных систем. Тоже знакомый аргумент.

Прямых и косвенных свидетельств о тяготении к обновлению христианства у Андреева сыщется немало. Например, в сохранившемся романе «Странники ночи» (1937–1947) один из персонажей мечтал «о времени, когда он духовно дорастёт до права писать текст христианской литургии» (3,615). Кажется, автор этому сочувствовал. Можно сказать: такому бы человеку дорасти духовно до сознавания абсурдности и даже демоничности подобного стремления.

Как к такой мысли об обновлении пришёл Андреев — и к чему он, собственно, пришёл?

Началось всё, по многим свидетельствам, с видения Небесного Кремля.

Вникая духом в дни былые,

Осознаём двойную весть:

Да, — в бездне есть двойник России,

Её прообраз — в небе есть.

Небесный Кремль — мечта народа,

Итог и цель, сквозит вверху:

Лучом сквозь толщу небосвода

Он прикасается к стиху.

Он прикасался к душам зодчих,

Осуществлявших Кремль земной,—

Ко всем, искавшим правды Отчей

И мудрости земли родной (1,29).

Здесь мы обнаруживаем нечто вроде платоновских эйдосов, нематериальных идей, являющихся причиною и образцом для осуществления всех материальных вещей. По Андрееву, каждый город имеет многослойный над собою мир, оживляющий земное бытие.

Над каждым городом-колоссом

Миры клубятся бурной мглой:

Числа нет хорам стоголосым

И токам жизни — слой сквозь слой (1,49).

И так надо всей Русской землёю — пребывает невидимая Святая Россия.

«В лучезарных пространствах Святой России осуществлены прекраснейшие города — если к ним применимо вообще это слово. Для того чтобы выразить величие просветлённого мета-Петербурга, слов нет и не может быть в нашем языке, не приспособленном ни к чему трансреальному. Там, в облаках, на плавно-полыхающем пьедестале, мчится белый колосс на коне: я не знаю, из чего он изваян и как он может быть сооружён. Это — не памятник, не монумент. Это — эмблема великой идеи, указание на направленность исторического пути» (1,177).

Знание происходящего в Небесном Кремле может дать опору человеку во всех земных испытаниях.

Всё упованье, всё утешенье

В русских пожарах,

распрях,

хуле—

Знать, что над нами творят поколенья

Храм Солнца Мира

в Вышнем Кремле (1,256).

Для того поэт и выстраивает свою мистическую систему: чтобы черпать в ней силы и выстоять в обрушившихся на него страшных испытаниях. Он искал защиты и от главных бед, грозящих человечеству: от великой самоубийственной войны и абсолютной всемирной тирании. В самой земной истории Андреев обнаружил те залоги, опираясь на которые можно начать строительство новых основ бытия. Это — гуманизм и демократия (2,9). Но одного этого мало, необходимо и мистическое подкрепление всего процесса. Необходимо мистически осмыслить его и, обладая высшим знанием, использовать для спасения человечества. Но если так — то это: от недостатка православной веры, для которой в её полноте не требуются никакие искусственные подпорки. Впрочем, Православие (как и иные религии) в своей полноте не устраивает Андреева из-за «сосредоточения внимания на внутреннем человеке, пренебрежения всем внешним, а ко внешнему относят и проблему социального устроения человечества» (2,10). Здесь невольно вспоминается то религиозное движение, какое возглавлял когда-то Мережковский, стремившийся едва ли не к абсолютизации социальной роли Церкви. Андреев также стремился устранить в религиях кажущийся ему перекос внимания на внутреннем в ущерб внешнему. Для этого он и выстраивает свою систему, обосновывающую необходимость Церкви как всечеловеческой абсолютной общности.

Мистическая система Андреева сложилась, конечно, не вдруг, основные понятия и образы её были получены им в видениях, посещавших его в период заточения во Владимирской тюрьме, но эти видения реализовывали себя в силу предрасположенности к ним: как продолжение совершавшегося ещё в достаточно ранние годы. Андреев — великий визионер, равного которому немного сыщется в истории человечества. Хронологию развития его системы проследить, разумеется, можно, да в том нет нужды: нам важно ведь осмыслить плод воздействия созданий Андреева на души людей.

Вслед за «небесными» видениями поэт обнаруживает и в преисподних глубинах такие же, но, разумеется, инфернальные двойники городов и земель, также неведомые никому.

Но в глубине, под городом зримым,

Некий двойник

Есть,

И не найдёшь ты о нём, таимом,

В мудрости книг

Весть (1,70).