Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Вскоре за недостатком улик Елена Федоровна была освобождена. Перед нею действительно извинились и вернули паспорт. Это более всего озадачило Елену Федоровну. «Вероятно, — подумала она, — кто-то опытный и хорошо осведомленный решил сначала припугнуть меня, а затем понаблюдать — что из этого выйдет. Что ж, пожалуй, следует подыграть ему». Вот почему она не стала спешить с отъездом из Киева. Сняла номер в гостинице, некоторое время провела в безвинных развлечениях: несколько раз побывала в театре с одним франтоватым бездельником, даже благосклонно согласилась посетить с ним знаменитую Киево-Печерскую лавру. И вообще постаралась не выйти из роли барыньки, которая ускользнула из-под опеки старого, надоевшего супруга и теперь спешила насладиться относительной свободой. При всем при этом Елену Федоровну не оставляла забота, как связаться с подпольщиками Киева? И частые посещения театра, и Лавра, и поездки на ярмарку, где она накупила множество ненужных мелочей и куклу для своей дочки, — все было подчинено одной цели: дать о себе знать товарищам из подполья. И это ей в конце концов удалось. В одну из загородных прогулок она встретилась с нужным человеком, хорошо знакомым ей еще со времен работы в железнодорожном бюро. Ее поклонника основательно напоили и, усадив на извозчика, отправили в город. Елена Федоровна без помех ознакомилась с положением дел в киевской организации, передала все, что надо было передать по поручению Владимира Ильича, даже постаралась припомнить содержание уничтоженного письма, а потом коротко, но исчерпывающе рассказала об основных вопросах, которые обсуждались на Краковском совещании.

— Сейчас совершенно необходимо, — сказала она на прощание, — приступить к созданию на всех фабриках и заводах чисто партийных нелегальных комитетов и к объединению разрозненных мелких групп. Это главное.

В Петербург она вернулась благополучно и даже без «хвоста».

15

Острокрышая «вилла» Терезы Скупень в Белом Дунайце, куда переселились Ильичи, более напоминала юрту, нахлобученную на высокий сруб, чем на дачу. С открытой двухъярусной верандой, окруженная деревянной оградой, «вилла» выглядела довольно живописно. Из окна можно было полюбоваться чудесными Татрами. Комнатку на верхнем этаже Владимир Ильич приспособил под кабинет и чувствовал себя в нем преотлично. Несмотря на постоянный туман и мелкий дождь, неисправимые «прогулисты» Ильичи обязательно выкраивали часок-другой, чтобы побродить по деревеньке среди неказистых, крытых соломой домишек бедняков или взобраться на плоскогорье и подышать превосходным воздухом. Ильич любил эти прогулки.

Вот в это-то уединенное место под Краковом и приехал Николай Васильевич сразу же, как только снял форму 69-го Рязанского пехотного полка. Форму снял, а выправка, приобретенная за год службы, осталась: он ходил, развернув плечи и слегка приподняв подбородок. Небольшие усы подчеркивали его молодость. Он немного похудел — сказались изнурительные строевые занятия. Человек, не знающий его, мог бы дать ему не более двадцати пяти лет, хотя ему исполнилось к этому времени двадцать восемь.

По конспиративным соображениям он не сразу направился в Белый Дунаец, а с часок побродил по узким улицам Кракова; в одном месте, почувствовав слежку, нанял извозчика и, доехав до Мариацкого костела, скрылся под его сводами. Здесь он полюбовался алтарем, сработанным средневековым скульптором Витом Ствошем, потом отправился на рыночную площадь и затерялся там среди шумливых торговцев и покупателей.

Владимира Ильича дома не оказалось. Он был в пансионате Павла Гута, где остановилась группа членов ЦК, приехавших на совещание, и там задержался. Люблинца на этот раз угощала Надежда Константиновна. Она приняла его как хлебосольная хозяйка: накормила, напоила чаем. И так это у нее получилось радушно, просто, что Николай Васильевич забыл о своей всегдашней стеснительности. Признался, что почти сутки ничего не ел: уходил от шпика, который приклеился к нему еще в Люблине.

Потом пришел Ильич. Николай Васильевич встал перед ним по стойке смирно и отрапортовал, взяв под козырек:

— Вольноопределяющийся Крыленко прибыл в ваше распоряжение!

— Надюша, ты только посмотри на него: настоящий военный. И выправка, выправка, как у кадрового офицера! Это замечательно, товарищ вольноопределяющийся, поистине замечательно. И прибыли вы в самый подходящий момент, — говорил Ленин, снимая пальто. — Накормлены, обихожены? Нет-нет, Надюша, я ничего не хочу, отлично пообедал с товарищами. Честное слово, недурственно. — И Николаю Васильевичу: — У меня к вам груда вопросов и предложений. Но это потом, потом, сначала вы поделитесь новостями. Как доехали, как дела идут в армии, как солдаты воспринимают новый революционный подъем?

Ленин усадил Николая Васильевича, выслушал, а затем обстоятельно начал вводить его в курс партийной жизни.