Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Николай Васильевич не переставал удивляться энергии этого человека. Он мог непрерывно работать, но в минуты отдыха становился зажигательно веселым, смеялся так заразительно, что не было возможности рядом с ним сохранить невозмутимость. Откинув голову, он хохотал, обнажая под небольшими усами крепкие белые зубы, не знающие табачного дыма:

— Оставьте, дорогой Абрамчик, вы меня уморили, право слово, уморили!

Одержимый в отдыхе, как и в работе, Ленин постоянно что-нибудь придумывал: то поход в театр, то, вот как теперь, — в горы. Раздобыл шляпу-канотье, надевал ее то набекрень, то сдвигал на самые брови и очень серьезно спрашивал:

— А что, похож я на альпиниста? Смотрите: одет вполне профессионально, вот разве ледоруба недостает. А вы любите прогулки в горы, Николай Васильевич? А ваша супруга? Мы с Надюшей давно уже записались в «партию прогулистов» и вам с Еленой Федоровной очень рекомендуем не засиживаться дома. Ничего интересного — духотища, никакая форточка не спасет. Единственное спасение — природа.

Николай Васильевич видел Ленина и в гневе. В таких случаях Владимир Ильич громил своих противников беспощадно. Голос у него становился глухим, когда он сталкивался с явной нечестностью, изменой делу, которому отдавал всего себя:

— Из-за одного Малиновского Мартовы и Даны позорят всю нашу партию! Не гнушаясь клеветами, меньшевики утверждают, что Малиновского, дескать, выдвинуло на видный пост только «раскольничество» правдистов, что он политический флюгер и прочее и тому подобное. А как они говорили тогда, когда им еще не надо было унижаться до площадной лжи в борьбе с противником! В каких почетных выражениях они писали тогда об этом отступнике, а что делается теперь? Визг, крик, шум!

— Володя, — укоризненно заметила Надежда Константиновна, — ты же давал слово «прогулиста», что не будешь говорить о делах…

— Сдаюсь, Надюша, сдаюсь, — шутливо сказал Ильич и даже приподнял руки. С женой он был неизменно ласков и внимателен, во всяком случае, Николай Васильевич никогда не слышал, чтобы они повздорили. Пожалуй, характер он унаследовал от своей матери, о которой говорил всегда с особой нежностью: «Удивительная, ласковая и строгая одновременно, справедливая, волевая. Сколько ей пережить довелось — уму непостижимо».

Владимир Ильич остановился и, прикрывшись рукой от солнца, довольно долго смотрел вдаль, потом снова зашагал по дороге в гору. Он шел, отшвыривал палкой камни и говорил о близких, вспоминал смешные истории из своего детства. Один камешек чем-то привлек его внимание. Поднял, начал рассматривать с таким видом, будто нашел алмаз, показал «алмаз» Николаю Васильевичу:

— Вы только взгляните на него: даже в таком камешке природа умеет быть неповторимой.

Иногда Ленин намеренно отставал от своих спутников, присаживался на камень и, вынув из кармана записную книжку, некоторое время перелистывал ее, потом набрасывал несколько строк, что-то перечеркивал, снова вписывал. Он никак не мог отрешиться от дум, которые одолевали его вчера, сегодня утром и даже теперь, на лоне природы.

На привале обстоятельно позавтракали, отдохнули. Кто-то запел волжскую песню, Владимир Ильич подхватил — и тогда запели все. Впрочем, через некоторое время он опять заговорил о запретном:

— Омерзительное поведение ликвидаторов в связи с уходом Малиновского должно раскрыть глаза даже слепым…

— Знаете, Владимир Ильич, — воспользовалась паузой Елена Федоровна, — а Николай спит и видит себя альпинистом. Идем с ним однажды по улице, а он вдруг остановился возле витрины, показал на гипсовую статую за стеклом и говорит: «Ты, конечно, не знаешь, что это знаменитый ученый Соссюр?.. Ну, душа моя, это же знаменитый ученый, автор трудов по физике атмосферы!»

— Не только. У него есть и другие труды. Мне особенно нравятся те, в которых говорится об исследованиях глетчеров, — первым попался на удочку жены Николай Васильевич, добавил полушутя-полусерьезно: — После победы революции в альпинисты подамся. Я и на самом деле во сне вижу памирские вершины.

— В таком случае и меня не забудьте, дорогой мой покоритель вершин. Я обязательно составлю вам компанию, — улыбнулся Ленин и погрозил Елене Федоровне пальцем. — У нас в России неограниченные возможности для восхождений.

Женщины переглянулись: наконец-то удалось отвлечь мужчин от политических разговоров! Но они торжествовали не долго. Ильич снова увлекся:

— Итак, товарищ Абрам, у вас за плечами Лозанна, Цюрих, а в Кларане вы, прямо скажем, отличились, великолепно вели собрание, растете не по дням, а по часам. И не спорьте! Давно ли вы отстаивали лозунг борьбы за мир, не связывая его органически с победой пролетарской революции? Недавно, милостивый государь. А здесь, в Берне, на конференции заграничных секций партии взяли верный курс и держите его, как я убедился, крепко. И это закономерно: сейчас речь идет о поражении российского правительства в войне. Только таким путем можно решить задачи революционного низвержения капиталистического строя… Лучшая война с войной — революция.