Предрассветные боги (СИ)

Перун наблюдал за ходом беседы людей, только что узнавших, что поставленная ими перед собой задача невыполнима на сто процентов. Латия, столкнувшись с таким уровнем невыполнимости, не стала бы озвучивать задачу даже на уровне постановки цели, не говоря уже о просчете способов ее достижения. И он сам никогда бы не взялся за подобное, не пройди они с Марой адаптации к местным реалиям. Адаптация же привела их к закономерной трансформации психики, позволившей латиям ограничиться одной лишь голой постановкой цели, даже не приступая к изысканию способов ее реализации. Говоря по-человечески, они пошли наобум неведомо куда за тем, о чем имели весьма скупую информацию. Ее основной носитель — свихнувшийся технарь — успел стереть ее, как только почувствовал присутствие сразу двух латий. А люди о «плененных Ыбыром злых духах» накопили массу собственных представлений, не имеющих с истиной ничего общего. И вот, в итоге высокоразвитая и высокообразованная латия Перун несколько растерялась, оценив невыполнимость задачи возвращения в исходную точку похода. А только-только познавшие металл и не доцивилизовавшиеся даже до письменности дикари, проскочив на полной скорости этап осознания просчета, немедленно приступили к перекраиванию планов, отбросив прежнюю цель, будто драную шкуру. При этом их эмоциональный фон изменился столь незначительно и на столь краткий срок, что его состояние можно было не учитывать.

Пожалуй — усмехнулся про себя бывший сотрудник службы безопасности латийской межгалактической базы — судьбу драной шкуры они решали бы дольше. Он, в очередной раз поражаясь себе самому, осознал, что вполне понимает сородичей: идея-то штука неодушевленная, рождающаяся безо всяких физических усилий. А за шкурой сначала побегай, потом выделай, потом привыкни к тому, что она у тебя есть. И, наконец, решись с ней расстаться, когда мозг настоятельно ищет способ применения в хозяйстве ее дыр.

…………

Все устали от тяжести столь долгих размышлений и невнятности ближнего будущего, оттого и поржали над шуткой Звана от души, прежде чем завалиться спать. А на следующий день вышли к большому озеру, где стояли три аила, в коих полоняники с полуночных земель копали соль. Сэбэ клялся, что их там непременно найдут, и они нашли.

У первого же аила наткнулись на целый десяток воинов — потощавший силой Перунка не пожалел их. Славнов же поразил вид его жителей — жили тут богато, и толстые животы красовались, почитай, что у каждого сакха-мужчины. Женщины тоже отличались полнотой и красовались множеством низок из камушков дивных цветов, ракушек, перьев на шеях, руках и даже головах. Были на них и наручья, кованные из бронзы — как только руки подымали для домашней работы? Вскоре прояснили, что рук им подымать почти и не доводилось — на то были полонянки с полуночных земель. Кротка с Зелей немедля ринулись собирать их по домам, едва не получив по хребту плетками. Умница Айрул, что привела сюда десяток своих девок, от всей души попотчевала вздорных хозяек полонянок теми же плетками, прежде угостив стрелами кое-кого из их мужей. Бабищи с визгом разлетелись по аилу жирными куропатками, дабы спрятаться по домам.

Отупевшие от тяжкой работы и мытарств дочери Белого народа ни в раз сподобились поверить, будто по их души явились освободители. Жались, прятали глаза, теребили драные тряпки, служившие им рубахами. Перунка, понятное дело, не собирался торчать тут лишка без надобности, а потому головы полонянок стали прочищаться с полезной для дела быстротой. Степнячки же без зазрения совести принялись шарить по домам, откуда понеслись все те же бабьи вопли — у хозяек от покражи их барахла тоже что-то там прочистилось в башке. Видать, пытались отстоять свое кровное, но у вырвавшихся из полона степнячек шибко-то не забалуешь. Драговит с мужиками даже не полез любопытствовать: остался ли после их поборов в домах, кто живой, или нет? По всему в этом аиле было видать, что на соли его хозяева наживались знатно. Хотя сами-то ее сроду не копали. Вот Зеля, Кротка да Айрул и порешили, что задолжали они своим рабам немало. Двенадцать баб, десяток девок и пять детей засунули в три отменных повозки, забросали одежей, дабы приоделись дорогой, да еды насовали, что нашлось готового. Это у ткачей многие бабы остались, ибо жизнь у них была доброй, а тут о том даже не поминали — тут жизни для них не было.