Прекрасная незнакомка

— Как мы поступим? Вы сойдете вниз, или мне подняться и стучать к вам в номер? Или же нарядиться сперва официантом? Что выбрать?

— Алекс, ну будет. — И вновь стала серьезна: — Все на эту тему я высказала вчерашним вечером.

— Да не все. Вы не объяснили мне, отчего избираете такое решение.

— Потому что люблю своего мужа. — Она зажмурилась, словно бы стойко отрицая, что уже неравнодушна к Алексу. — И нет у меня выбора.

— Неверно. Возможностей выбора у вас сколько угодно. Как у любого человека. Иногда не хочешь их признать, но они являются сами. Я понимаю ваши чувства, уважаю их. Но хоть поговорить-то нам позволительно? Увидите, я буду стоять в дверях. Вас не трону. Обещаю. Хочу просто глянуть на вас. Рафаэлла… Прошу…

Со слезами на глазах, она глубоко вздохнула, собравшись сказать, что он должен уйти, что не имеет права поступать с нею так, что это нечестно, и вдруг, сама не понимая, почему, кивнула:

— Ладно. Поднимитесь. Но всего на несколько минут. — Дрожащей рукой повесив трубку, она ощутила такую слабость, что пришлось смежить глаза.

У нее недоставало времени натянуть на — себя что-либо из гардероба, и вот уже звонок в дверь. Она потуже стянула халат на себе и огладила волосы, свисавшие густой плотной струей на спину, отчего выглядела она куда моложе, чем со своим элегантным пучком. Поколебалась было пред дверью, прежде чем открыть, памятуя, что еще не поздно отказаться впустить его к себе в номер. Наоборот, она отперла замок, повернула дверную ручку, и застыла, уставив взор на дивно привлекательного мужчину, поджидавшего по ту сторону входа. Он молчал, молчала и она, после отступила назад и подала ему знак войти. Но улыбки на ее лице уже не было, очень серьезный взгляд встретил вошедшего.

— Привет, — сказал он, словно мальчишка, и застыл, не сводя глаз с нее, стоящей посреди комнаты. — Спасибо за позволение подняться-таки сюда. Конечно, отчасти это дико, но хотелось вас повидать. — Взглянув на Рафаэллу, Алекс сам удивился, зачем пришел. Что намерен ей сказать? И что способен сказать, кроме того, что с каждой встречей все больше влюбляется в нее, всякий раз все сильнее. А когда не с нею, то ее образ преследует его как будто призрак, без которого ему не жить. Вместо всех этих слов он лишь произнес: — Спасибо.

— Ничего, ничего. — Голос ее стал совсем спокоен. — Вы не желаете поесть? — Она неуверенно указала на полный стол на колесиках. Он тряхнул головой:

— Благодарю. Я уже поужинал с племянницей. И не собирался мешать вашему ужину. Так садитесь же, приступайте. — Но она, улыбнувшись, не согласилась.

— Ужин подождет. — После короткой паузы она, вздохнув, пересекла медленно комнату. Посмотрела рассеянно в окно, потом перевела взгляд на него.

— Алекс, простите. Меня глубоко трогает ваше чувство, но я бессильна что-либо предпринять. — Она обратилась к нему голосом одинокой принцессы, неотступно сознающей свои августейшие обязательства и сожалеющей, что иначе поступить ей не дано. Все в ней было аристократично — и манеры, и выражение лица, и стан; даже в розовом атласном купальном халате Рафаэлла Филлипс смотрелась королевски с головы до пят. Лишь одно напоминало о ее человеческой сути — острая боль во взгляде, которую было никак не скрыть.

— А ваше чувство, Рафаэлла? Как быть с ним? С вами?

— Со мной что? Я это я. Ничего не могу поменять. Я жена Джона Генри Филипса. Уже пятнадцатый год. Надо жить соответственно, Алекс. И я буду всегда соблюдать это.

— И сколько уж лет он в том состоянии, как ныне?

— Семь с лишним.

— Вам мало? Не хватит ли уговаривать себя, что выполняете свой долг? Это ли утешение за вашу погубленную молодость? Вам сколько? Тридцать два? Выходит, таким манером, Рафаэлла, живете вы с двадцати пяти лет. Как можно? Как можно терпеть дальше?

Она в ответ несогласно повела головою, слезы выступили на глазах.

— Я обязана. Вот и все. И нет вопросов.

— Вопросы, однако, есть. Как вы можете такое говорить? — Он приблизился, ласково глядя на нее. — Рафаэлла, речь о вашей жизни.

— Нет иного выбора, Алекс. А вы никак не хотите понять этого. Может, нет лучшей жизни, чем заведенная моей матерью. Может, только в таких условиях все это обретает смысл. Там, где нет искушений. И никто не приблизится к тебе, заставляя сделать иной выбор. Тогда не из чего и выбирать.

— Сожалею, что вам это причиняет такую боль. Но причем тут выбор? К чему сейчас нам все это обсуждать? Почему не быть нам друзьями, вам и мне? Я от вас ничего не требую. Но мы можем встречаться по-дружески, ну, например, за ланчем. — О том оставалось мечтать, и было это ясно и ему, и Рафаэлле, которая в ответ покачала головой.

— Как долго, по-вашему, это продлится, Алекс? Ваши чувства мне известны. И, думаю, вы знаете, что я отношусь к вам таким же образом.

При этих словах у него защемило сердце, захотелось обнять ее, однако он не набрался смелости.

— Как мы забудем об этом? Как притворяться, будто этого не существует? — Стоило взглянуть на него, чтобы убедиться, что подобное невозможно.